Однако сам Маков — еще не мельница. Мельница на станции, которая носит то же название, что и деревня. Отсюда, с поляны, версты три. Все же мужики повеселели. Если не завозно, то до вечера можно смолоть.
— Так, говоришь, Ёдка собирается задать лататы? — вспомнив утренний разговор, переспрашивает Петро.
Хотя жарко, душно, но серой суконной свитки Тимох не снимает. Только пуговицы расстегнул и полы раскинул.
— Дочка с чемайданами поехала. Аж три чемайдана…
— А что тому Ёдке? Земли нету. Поедет куда глаза глядят.
— Мельницу колхозовцы, слыхать, к рукам приберут. И шерстобойку, и круподерку… — Петро, облизав запекшиеся губы, сердито сплевывает.
Солнце по-прежнему жжет нестерпимо. Редко в начале лета бывают такие жаркие дни. Воздух густой, словно расплавленный. Полотно идет рядом со шляхом, и прямо видно, как над рельсами дрожит этот горячий воздух. Со станции, «чохкая» черным дымом и набирая скорость, выезжает поезд. Кукса бросается к своей лошади. Поезд немного необычный. Вагоны сзади, а на передних, открытых платформах невиданные дотоле машины: переднее колесо маленькое, а заднее огромное, с железными зубьями. Еще и железная труба над туловом торчит.
— Тарахторы! — кричит Кукса. — Ей-богу, тарахторы. Такой самый в коммуне был. Как загрохочет, так будто гром…
Платформы три, и на каждой из них по два «тарахтора». Даже какие-то черномазые люди на них сидят. Один просто спит, устроившись под колесами. Молчаливыми взглядами провожают поезд Петро с Тимохом.
— А я было обдурил раз Ёдку! — с непонятным воодушевлением объявляет вдруг Кукса. — Завелся у меня червонец, так давай, думаю, куплю пшеничной муки…
— Молчи уж лучше, затычка, — обрезает свояка Петро. — Ты обдуришь…
— Ей-богу, мужики, правда. Взял мешок, пошел на село, а на дворе какая-то облепёха. Ни снег, ни дождь. Так я мешком укрылся. Пока дошел до магазина, мешок уже весь мокрый. Едка и спрашивает: «В этот самый сыпать?» — «Сыпь, говорю, дома разберемся». А когда он полмешка насыпал и на весы ставить хотел, так я подумал, что мука, и правда, испортится. «Не хочу, говорю, твоей муки, она грубого помола…» Так он как закричит на меня…
— Надо было Ёдке по загривку тебе дать, — рассудительно сказал Петро.
— За что он будет бить? Я ж не украл… Вольная торговля: захотел — купил, захотел — нет… Дома баба мешок высушила, муку высыпала, так как раз хватило на блины…
Подъехали к переезду. Тут, возле станции, железнодорожный поселок непохож на маковскую деревню. Аккуратные, с крашеными ставнями домики стоят под самыми соснами. И огородов нет у этих жильцов. Посеет у себя под окнами грядку огурцов и рад. Чудно даже: как и на что живут эти люди?
— Таки подкузьмил я Ёдку… — опять вспомнил Кукса и сам залился мелким смехом.
Маковская мельница, как и хаты, тоже в сосняке. Из-за стройных деревьев выглядывает высокая труба с протянутыми от нее в четыре стороны тросами. Странно только, что над трубой совсем не видно дыма. Заметив это, мужики забеспокоились, даже шаг замедлили. Только Кукса будто ничего не видел. Шел один впереди, никак не мог избавиться от напавшего смеха, который душил его, как икота. Вытирая заскорузлым рукавом слезы и прямо корчась, опять давился смехом.
— Так Ёдка тут как заревет!..
Все стало ясно, когда въехали на широкий, обнесенный высоким дощатым забором двор мельницы. Пусто — ни повозки, ни человека. На дверях каменного строения, где работает паровая машина, висит большой замок. Заперта и запыленная мучной пылью деревянная пристройка. Бабы сошли с воза. Глухая, держа в руках торбу с кувшином простокваши, недоуменно глядит на замки.
— А чтоб тебя холера! — Петро снял шапку, вытер рукой взмокшую лысину. — День только даром загубили. И у Нохима раймонт…
— Темнота и несознательность, — сказал, почему-то взбодрившись, Кукса. — Едете в белый свет с завязанными глазами…
Кукса плюнул себе под ноги, на горячий песок.
1971
МЕШОК С «БЕЛЫМ НАЛИВОМ»
Перевод Р. Ветошкиной
— Завтра, сынок, поедем в местечко, продадим яблоки, — сказала мать Васе, прибежав с поля. — Попроси у Амельки лестницу, а мешок возьмем у Насти. Я у нее попросила…
— Не нужна мне лестница, — ответил Вася. — Я и так залезу.
— Ветки поломаешь. Яблонька молодая. Не будь упрямцем.