Мать снова ушла. Она жнет рожь, которую сеяли еще при немцах. Точнее говоря, немцы в Бывальках, где живет Вася и где всего тридцать дворов, за всю войну были только раз. Прошлым летом приехали на танкетках и сожгли деревню.
Вася сделал так, как сказала мать. Лестницу, сколоченную из неоструганных березовых жердей, принес от кривого Амельки, мешок ему дала Настя. Она всегда дома, сидит или лежит на подстилке возле землянки. У Насти отнялись ноги, и она ничего делать не может. Только полет грядки или щиплет перо.
Яблонька тонкая, и приставить к ней лестницу непросто. Но Вася нашел выход. Поставил лестницу почти прямо, а сбоку, чтоб не слишком давила на дерево, подпер ее жердью с рогатиной на конце. С нижних веток можно снимать яблоки вообще без лестницы.
Хорошо в Бывальках летом. Особенно, если смотреть на околицу сверху. Желтеют золотом полоски ржи. Клин ярового, соседнее с ним картофельное поле как огромный зеленый ковер. Пашня, словно подковой, окружена лесом. А там, где лес отступает, тянутся луга с круглыми, напоминающими надутые шары кустами лозняков. Над полем, лугами трепещет-переливается голубое марево. Только сама деревня с виду неказистая. Сверху землянки похожи на кучки земли, наточенные кротами. Улицу можно узнать только по хате, которую успел поставить Кузьма Ахремчик. Он работает в леспромхозе и бревна вывез на машине. Васиной матери Кузьма тоже помог привезти бревна.
Яблоки Вася снимает сначала с верхних веток. Можно было бы их просто стряхнуть, но тогда они побьются об землю. Яблоки трутся друг о друга у Васи за пазухой, скрипят, как новые хромовые сапоги.
Когда Вася насыпал половину мешка, во двор зашел сосед Петро Рябец. Теперь у Петра времени мало, потому что он пасет скот — колхозный и единоличный вместе. Наверное, пригнал на обед.
— На базар повезете яблоки? — спросил Петро.
— На базар.
— Хату будете строить?
— Хату.
— Теперь хорошо можно продать. Анеля огурцы носила, так брала по тридцать копеек за штуку. А яблоки дороже.
— Дороже, — подтвердил Вася.
— На тысячу рублей здесь будет, — сказал Петро. — Бревна отесать хватит. Где на сруб деньги возьмете?
— Не знаю, — ответил Вася, — придумаем что-нибудь, заем попросим. Мать ходила в военкомат, взяла бумагу.
— Вам должны дать. Есть закон: если кто-нибудь из семьи на фронте, давать в первую очередь…
Петро стоял и смотрел на яблоню. Ему хотелось яблока. Васе было жалко друга. У Петра до войны было две яблони, но они сгорели — стояли близко возле хаты. И отец у него не на фронте — просто умер. Заем им в первую очередь, наверное, не дадут.
— Поищи в картошке, — сказал Вася. — Если найдешь падалицу, то возьми. Бери, сколько найдешь. Я сам ни одного яблока не съел. Только падалицы. Мать говорит, до спаса нельзя есть…
Петя сразу нырнул в картофельную ботву. Вчера лазил там сам Вася, нашел два червивых яблочка. Может, за эту ночь еще немного нападало. Но Петро ничего не нашел.
— Ничего нет, — сказал он. — Я пойду, мне надо коров выгонять.
Вася потряс верхнюю ветку, и вниз, обрывая листья, полетели два или три яблока.
— Возьми, — сказал он. — Все равно на хату не хватит. Только на улице не ешь. А то увидят — прибегут Казик, Юрка. Где я всем наберусь?..
— Я не буду есть, — пообещал Петро, пряча яблоки за пазуху. — Я тебе гнездо жаворонка покажу. Выводятся за лето второй раз…
Мешок полный — как завязать? Вася зашел в землянку, взял иголку, толстую нитку и зашил его. Это он сам придумал, чтобы больше никому не раздавать яблок. Охотники найдутся, как только узнают…
Назавтра был воскресный день. Сухорукий Кузьма Ахремчик, леспромхозовский шофер, посадил в кузов Васину мать и его самого вместе с другими деревенскими женщинами, которые везли кое-что на рынок.
— Что Иван пишет? — спросил он про отца.
— Воюет, две недели письма нет. Может, где голову сложил. — Мать заплакала.
— В Польше отец, — сказал Вася. — В артиллерии.
— А ты откуда знаешь?
— Он так хитро написал: «За Вислу шлем подарки». Вислу с малой буквы написал, чтобы не вычеркнули. Есть строчки сплошь зачеркнутые, ничего не разобрать.
— Ты разберешь! — сказал Кузьма и сел в кабину.
Женщин шофер высадил на местечковом рынке, а матери посоветовал не сходить — яблок хватало. Поехали на станцию. Там тоже стояли деревянные ряды, на них бидоны с молоком, кучки соленых огурцов, пирожки.
Яблоки, чтобы долго не стоять, мать решила продать дешево — на рубль два. Успели продать только одну небольшую кучку. На станции, как раз напротив деревянных рядов, вдруг остановился эшелон, и в ту же минуту из зеленых пассажирских вагонов с завешенными окнами стали спрыгивать солдаты. Все, кто выходил из вагона, были раненые. Кто нес руку на марлевой перевязи, у кого забинтована голова, у некоторых бинты виднелись из распахнутых воротников гимнастерок.