— Да, Ваша честь, — ответил Джонни после некоторых колебаний.
Судья открыл глаза, посмотрел на Джонни Эджа и принялся листать документы. Затем устало расписался и протянул бумаги секретарю, стоящему рядом с пресс-папье.
— Суд объявляет брак расторгнутым! — объявил судья.
Секретарь обвел взглядом зал заседаний и прочитал:
— Суд второго района штата Невада, судья Мигуэль В. Кохан, удовлетворяет иск истца о разводе по причине несовместимости характеров супругов.
— Ну вот, мистер Эдж, — улыбнулся адвокат. — Теперь вы свободный человек!
Джонни не ответил. Он молча наблюдал, как адвокат взял документы у секретаря и протянул ему. Он, не глядя, сунул их в карман пиджака и пожал адвокату руку.
— Спасибо.
Затем Эдж направился к выходу. У двери оглянулся. Коричневые, полусгнившие деревянные панели на грязно-серых стенах, исписанные и исцарапанные ножами светло-желтые скамьи — вполне подходящее место для окончания супружеской жизни.
Глаза Эджа неожиданно наполнились слезами, и он поспешно вышел на улицу. «Теперь вы свободный человек», — сказал адвокат. Он покачал головой. Джонни сомневался, что когда-нибудь станет по-настоящему свободным.
В подавленном настроении он остановился у киоска и купил газету. Лениво открыл и начал просматривать заголовки. В глаза сразу бросились красные крупные буквы в верхней части первой страницы:
«Второй раз в этом месяце на бирже резкое падение курса акций!
Тысячи людей разорены в результате паники на Уолл-стрит!
Нью-Йорк, 29 октября, АП[27]. На нью-йоркской бирже царит хаос и паника! Бизнесмены охвачены одним желанием — продавать, продавать и продавать, пока еще есть возможность. Самая большая биржевая паника в истории страны!»
СУББОТА. 1938
Я проснулся с раскалывающейся головой, сел на кровати и покачнулся. Прижал к вискам ладони, чтобы унять боль, но облегчения не получил. Боль совсем не уменьшилась.
Меня неожиданно затошнило, во рту появился неприятный привкус. После того, как тошнота прошла, я понял, что худшее позади.
— Кристофер! — закричал я. Куда он подевался, черт возьми? Вечно куда-то исчезает, когда нужен. — Кристофер!
Открылась дверь, и показался Кристофер с подносом.
— Да, миста Джонни. — Он поспешно подошел к кровати, поставил передо мной поднос и поднял салфетку.
От запаха еды меня чуть не вырвало.
— Да что с тобой сегодня? — раздраженно воскликнул я. — Убери это и принеси минералки.
Крис торопливо накрыл поднос, взял его и направился к двери.
— Газеты можешь оставить, — язвительно напомнил я.
Он вернулся, и я взял с подноса газеты. На его лице мелькнула обида, но я решил не обращать внимания. Заголовок в «Репортере» гласил:
«Фарбер и Рот в совете директоров «Магнума»!»
Я положил газету и откинулся на подушки. Значит, это не просто сон. Сны не становятся заголовками в газетах, тем более в «Голливудском репортере».
Я медленно прочитал статью. Все, как рассказывал Боб. Вчера вечером совет директоров «Магнума» избрал Рота вице-президентом, отвечающим за производство, а Фарбера наделил специальными полномочиями советника и тоже выбрал в правление.
Черт бы их всех побрал! Я сердито скомкал газету и швырнул на пол. В этот момент вернулся Кристофер, и я громко сказал:
— Они не могли так поступить со мной!
— Что вы сказали, миста Джонни? — испугался негр, спеша к кровати со стаканом минералки.
— Ничего. — Я выпил воду и сразу почувствовал облегчение.
— Какой костюм хотите сегодня надеть, миста Джонни? — озабоченно поинтересовался Кристофер.
Я посмотрел на слугу, и мне неожиданно стало стыдно за свою несдержанность.
— Какой скажешь, Крис. Оставляю костюм на твое усмотрение. — Я наблюдал, как он подошел к шкафу и открыл дверцу. — Извини, что я накричал на тебя, Крис.
Он обернулся, и неожиданно на его лице появилась широкая улыбка.
— Ничего страшного, миста Джонни, — мягко ответил негр. — Я знаю, что вы не всерьез, просто у вас голова забита неприятностями.
Я улыбнулся, и он со счастливым видом принялся выбирать костюм. Закрыв глаза, я откинулся на подушки. Боль в голове начала медленно проходить, и моя голова постепенно прояснилась.
Я чуть не сказал вслух, что наступила моя очередь. Сначала был Борден, потом Кесслер, сейчас я. Одного за другим они вышвыривали нас. Неужели этих негодяев нельзя победить? Я сжал пальцы в кулаки, и простыни затрещали. Но меня они еще не вышвырнули и не вышвырнут без борьбы. Я медленно разжал пальцы и вспомнил, как все начиналось.