До него долетел шум поднимающегося лифта. На лице Эджа застыла маска, губы сжались. Он надел шляпу и вошел в лифт.
Тридцать лет, тридцать долгих лет! Прожить вместе полжизни и вот так все закончить.
ТРИДЦАТЬ ЛЕТ. ВОСКРЕСЕНЬЕ И ПОНЕДЕЛЬНИК
Мы выехали в полседьмого утра, позавтракали и пообедали по дороге. В два часа дня, когда над головами зависло жгучее солнце, мы свернули на узкую проселочную дорогу, ведущую к ранчо Ала Сантоса. На полях работали загорелые люди, которые с любопытством смотрели на нас из-под широкополых шляп. Через несколько минут после поворота мы подъехали к дому.
На крыльце показался высокий круглолицый мужчина, Витторио Гидо.
Я вышел из машины и подошел к крыльцу.
— Привет, Вик.
Он достал из кармана рубашки очки в толстой оправе и надел их.
— Джонни Эдж! — без всякого энтузиазма воскликнул он. — Что ты здесь делаешь?
Я вернулся к машине и помог выйти Дорис.
— Решил вот навестить твоего босса, — равнодушно ответил я. — Где он?
Гидо ответил не сразу.
— Он там, рядом с фургоном из бродячего цирка, смотрит бочча[28]. Хотите, покажу дорогу?
— Нет, спасибо, — улыбнулся я. — Я знаю, где это.
Он молча скрылся в доме.
— От этого человека у меня всегда мурашки, — задрожала Дорис.
Я посмотрел на нее и улыбнулся.
— С Виком все в порядке. — Я взял ее за руку, и мы обошли дом. — Он всегда такой, когда видит меня. Наверное, ревнует ко мне своего босса.
Мы очутились на заднем дворе и услышали возбужденные голоса.
Ярдах в двухстах за домом стоял ярко-красный фургон с желтой надписью: «Цирк Сантоса». Вокруг толпилось человек двадцать.
Бочча являлась старинной итальянской игрой в шары. Один игрок бросал шар поменьше, а остальные старались как можно ближе бросить свои большие шары. Я не понимал эту игру, и она казалась мне довольно скучной.
Ал сидел на ступеньках и наблюдал за игроками. Из угла рта торчала неизменная незажженная черная сигара.
Его загорелое морщинистое лицо расплылось в широкой улыбке при виде меня. Он встал, вытащил изо рта сигару и протянул руки.
— Джонни! — радостно пробурчал Сантос.
Я стоял и улыбался, смущенный его радостью от моего приезда, вызванного такими низменными причинами.
— Привет, Ал! — Я протянул руку.
Он отодвинул мою руку и обнял меня. Затем сделал шаг назад и вгляделся в мое лицо.
— Я рад, что ты приехал, — просто сказал Сантос. — Я сейчас сидел и думал о тебе.
Я покраснел и быстро огляделся по сторонам, но все были увлечены игрой.
— Прекрасный денек для поездки, — неуклюже ответил я.
Сантос повернулся к Дорис и улыбнулся.
— Молодец, что тоже приехала, дорогая, — сказал он и тепло взял ее за руку.
— Вы очень хорошо выглядите, дядя Ал, — улыбнулась Дорис и поцеловала старика в щеку.
— Как отец?
— Спасибо, намного лучше. — Улыбка Дорис стала шире. — Худшее уже позади. Ему теперь нужно время, чтобы отдохнуть.
— Правильно, — кивнул Ал Сантос. — Через некоторое время он станет прежним Петером. Ну а ты-то как? — обратился он ко мне.
Я вытащил платок и вытер лицо. Было жарко.
— Нормально, — заверил его я.
— Пошли в фургон, — озабоченно предложил Ал. — Нельзя без привычки долго находиться на таком солнце.
Он поднялся по ступенькам и открыл дверь. Солнце сверкало на выцветшей голубой хлопчатобумажной рубашке и лоснящихся темно-синих штанах. В фургоне оказалось темно и прохладно. Ал поднес спичку к фитилю старой керосиновой лампы, и фургон осветил золотистый свет.
Я с любопытством огляделся по сторонам. Все, как раньше. У стены большой стол с откидывающейся крышкой, в задней части аккуратно заправленные койки. Даже стул, на котором Ал обычно читал газеты, продолжал стоять на своем месте. Я улыбнулся.
— Я рад, что купил его, — гордо улыбнулся Сантос. — Иногда необходимо, чтобы что-то напоминало о молодости.
Я с любопытством посмотрел на старика. Он произнес немного странные, но в общем справедливые слова. Несмотря на огромные успехи в финансовых делах, он никогда не считал себя банкиром. Старый фургон вызвал у меня множество воспоминаний, но я не мог испытывать такие же чувства, как и он. Я не считал себя циркачом, а может, я им никогда и не был. Мой бизнес — кино.
Ал Сантос аккуратно закрыл дверь. Затем повернулся и вопросительно посмотрел на меня. Его вопрос сильно удивил меня.
— Что случилось, Джонни? У тебя неприятности? — неожиданно поинтересовался он.