— Немного. Сегодня я практически ничего не ела.
— О’кей. Поехали к «Мэрфи», съедим по отбивной. — Я пошел в спальню за пальто, но в это время зазвонил телефон. — Послушай, милая.
Я услышал, как она встала и подошла к телефону. Через несколько секунд Дорис крикнула:
— Это Гордон. Он хочет с тобой поговорить.
Гордон заведовал производственным отделом нашей студии.
— Спроси, нельзя ли подождать до утра? Я заеду на студию утром, — сказал я Дорис.
Из гостиной донесся ее негромкий голос, затем она сообщила:
— Нельзя! Он должен поговорить с тобой сейчас.
Я взял трубку параллельного телефона.
— Говорит Эдж.
Раздался негромкий щелчок. Это Дорис положила трубку в гостиной.
— Джонни?
— Да. Что стряслось?
— Это не телефонный разговор. Нам необходимо встретиться.
Это Голливуд. Федеральное правительство и правительство штата выпускают законы, запрещающие прослушивание телефонов, но люди все равно боятся обсуждать важные вопросы по телефону.
— Хорошо, — устало сдался я. — Где ты? Дома?
— Да.
— Заеду после ужина, — пообещал я и положил трубку.
Взял с кровати пальто и вернулся в гостиную. Дорис перед зеркалом подкрашивала губы.
— Придется после ужина заехать к Гордону. Не возражаешь, милая?
— Нет. — Она тоже знала Голливуд.
В ресторан мы попали около одиннадцати. Он оказался почти пустым. В рабочие дни Голливуд рано ложится спать. Все, кто работает, в десять уже в постели, потому что в семь утра начинается рабочий день. Нас посадили за угловой столик.
Мы заказали олд-фэйшенд[4], отбивные, картошку и кофе. Дорис проголодалась сильнее, чем думала. Наблюдая за ней, я улыбнулся про себя. Можно говорить что угодно о женской диете, но поставьте перед женщиной кусок мяса, и он мгновенно исчезнет. Наверное, это оттого, что какой-то сообразительный писака распустил слух, будто от мяса не полнеют. Как бы там ни было, Дорис отдала отбивной должное, так же, как и я. Впрочем, я никогда не жаловался на отсутствие аппетита.
Вздохнув, Дорис отодвинула пустую тарелку и заметила мою улыбку. Улыбнулась в ответ, и ее лицо слегка прояснилось.
— Как я наелась! — сообщила она. — Чему ты улыбаешься?
— Привет, милая. — Я взял ее за руки.
Почему-то Дорис посмотрела на мои руки, грубоватые, с короткими, покрытыми густыми черными волосами пальцами. Даже маникюр был бессилен придать им более благородный вид. Дорис подняла глаза.
— Привет, Джонни, — мягко отозвалась она.
— Как поживает моя крошка?
— Лучше, когда ты рядом.
Мы улыбались друг другу, пока официант убирал пустые тарелки. Затем он принес кофейник. Из ресторана мы вышли в полпервого.
Гордон жил в Вествуде, примерно в получасе езды от Голливуда. Когда мы подъехали к дому, лишь в гостиной горел свет. Хозяин ждал нас на крыльце. Он явно нервничал, волосы были взъерошены, в одной руке Гордон держал стакан. Увидев Дорис, он удивился.
Мы поздоровались и вошли в гостиную, в которой находилась его жена Джоан. Она встала и поздоровалась со мной, затем поцеловала Дорис и спросила:
— Как Петер?
— Чуть лучше. Он спит.
— Это хорошо, — обрадовалась Джоан. — Если он отдыхает, значит, все будет в порядке.
— Из-за чего такая спешка? — обратился я к Гордону.
Он допил коктейль и посмотрел на Дорис. Джоан поняла намек и предложила Дорис:
— Пойдем сварим кофе. Мужчинам, наверное, нужно кое-что обсудить.
Дорис понимающе улыбнулась мне и вышла из гостиной вслед за Джоан.
— Ну? — повернулся я к Гордону.
— По Голливуду ходят слухи, что Ронсен хочет тебя убрать.
Два главных товара Голливуда — картины и слухи. С утра до ночи здесь делают картины, а с ночи до утра — слухи. Существуют доводы в пользу главенства каждого из них, но, по-моему, до сих пор не выяснили, слухи или картины все же стоят на первом месте.
— Рассказывай, — вздохнул я.
— Ты поругался с ним в Нью-Йорке. Ронсен не хотел, чтобы ты летел сюда. Ты прилетел. Как только ты уехал, он сразу связался со Стэнли Фарбером. Завтра Ронсен вылетает в Калифорнию, чтобы встретиться с ним.
— Это все?
— Разве мало?
— Я боялся, что-то действительно важное, — усмехнулся я.
Когда я сказал эти слова, Гордон как раз наливал виски. От удивления он едва не выронил стакан.
— Послушай, Джонни, я не шучу. Все это чертовски важно! Ты же не думаешь, что он держит Дейва Рота только потому, что любит его?
В этом Гордон был абсолютно прав. Дейв был правой рукой Фарбера, и Ронсен сделал его помощником Гордона в качестве противовеса мне. Фарбер никогда бы не оставил Рота, если бы сомневался в целесообразности этого шага. Так что выстраивалась довольно стройная картина.