Эстер замолчала, затем недоверчиво переспросила:
— Вилли видел Петера сегодня в синагоге?
— Угу. А сейчас не беспокойся…
— Я больше и не беспокоюсь, Джонни, — прервала его Эстер. — Он там. Какая же я дура, что не догадалась раньше! Сегодня десятая годовщина со дня смерти отца Петера, и он должен прочитать кадиш[12].
— Ты уверена? — закричал Джонни.
— Конечно, уверена, — счастливо рассмеялась она. — Он в синагоге. С этими волнениями я совсем забыла.
— Эстер, я люблю тебя. Отправляйся на вокзал. Я пришлю Петера туда!
Петер Кесслер сидел в первом ряду, не сводя глаз с молитвенника и шевеля губами.
— Пссст! — прошипел Джонни Эдж.
Увидев Джонни, Петер не удивился. Его затуманенные глаза смотрели в никуда. Неожиданно они прояснились.
— Джонни! — Петер Кесслер с недоумением смотрел на его голову.
Эдж не понял.
— Я должен с тобой поговорить, — прошептал Эдж.
Несколько человек, раздосадованные шумом, укоризненно посмотрели на юношу.
Петер взял со скамьи и протянул Джонни черную ермолку. Затем жестом велел надеть.
— Ты вошел в синагогу с непокрытой головой, — прошептал он.
— Пойдем выйдем, — сказал Эдж, надевая шапочку. — Я должен с тобой поговорить.
Они прошли в заднюю часть синагоги. Кесслер спросил:
— Что стряслось?
— Я тебя весь день ищу. Почему ты никого не предупредил, где будешь?
— С каких пор следует предупреждать, когда идешь в синагогу? Я же не спрашиваю тебя, когда ты идешь в церковь, — рассердился Петер.
— Я не спросил тебя, почему ты пошел, — Джонни тоже начал злиться. — Я только спросил, почему ты никому не сказал. Мы влипли. Необходимо выехать сегодня вечером.
— Вечером? — закричал Кесслер. Крик испугал его самого, и он виновато огляделся по сторонам. — Вечером? — повторил Петер шепотом.
— Да, вечером. Ассоциация подала в суд на «Магнум». Суд решил дело в их пользу. Так что если мы не успеем уехать сегодня, мы никогда не уедем.
— Господи! — опять закричал Петер Кесслер. — Я должен обо всем рассказать Эстер.
— Ничего не надо ей рассказывать. Я ей уже все сообщил. Она с детьми приедет на вокзал.
— А аппаратура и реквизит? — Петер недоверчиво смотрел на молодого человека.
— В два часа все отправили на вокзал.
— Тогда поехали в контору. Мне нужно кое-что забрать. — Он бросился на улицу.
— Тебе нельзя туда. Они, наверное, уже ждут тебя там.
— Я должен вернуться за сценарием, — упрямо твердил Петер.
— К черту! Едем на вокзал!
Эстер первая увидела Джонни и Петера.
— Петер! — закричала она, подбежала к мужу и плача обняла.
Он заговорил на идиш деловым и в то же время мягким голосом:
— Почему ты плачешь?
— Все приехали? — обратился Джонни к улыбающемуся Тернеру.
— Все, кроме Крейга, — продолжая улыбаться, ответил Джо.
— Куда он подевался? — Джонни Эдж огляделся по сторонам.
— Джонни!
К ним бежал Сэм Шарп, за которым спешила Джейн Андерсен. Обычно красное лицо театрального агента побелело.
— Где Крейг?
— Он не едет, — едва выговорил Шарп. — Джонни, это он все рассказал ассоциации.
— Сукин сын! — взорвался Эдж. Внезапно мелькнула мысль, что их еще можно успеть задержать здесь на вокзале. — Где он?
— У меня в офисе.
— Он опять может сообщить ассоциации об изменениях в планах. — Джонни дико смотрел на агента. — Нужно его остановить!
Эдж бросился бежать, но Шарп схватил его за руку.
— Подожди минуту, Джонни. Он им ничего не может сказать.
— Почему?
— Когда он признался, я так разозлился, что вырубил его.
Джонни недоверчиво посмотрел на Сэма Шарпа, который был почти вдвое меньше Уоррена Крейга.
— Правда, Джонни, — повторил Шарп. — То есть… я толкнул его, а Джейн подставила негу, и он упал. Потом мы его связали.
— Бельевой веревкой, — добавила Джейн.
Эдж начал хохотать. Стоило посмотреть на это потрясающее зрелище. Коротышка с маленькой девушкой связывают бельевой веревкой кумира толпы.
— Джонни, можно мы поедем с тобой? — Сэм серьезно смотрел на парня. — Когда он освободится, то поднимет большой шум.
— Конечно, — с трудом выговорил Джонни сквозь взрывы хохота. — Поехали в Калифорнию. Там нам могут понадобиться телохранители.
Поезд мчался через мрак: Джонни Эдж вглядывался в окно, но видел на стекле лишь свое отражение. Дорис сонно прислонилась к нему. Шел десятый час.
Дорис пошевелилась, и он обнял девочку за плечи.