А потом включила запись. Дребезжащие голоса эхом разносились по темной дымной комнате. Все мы внимательно слушали, пока пленка не кончилась.
— А потом этот Квинк просто исчез? — спросил Каннис.
— Больше мы о нем ничего не слышали.
— Удит сейчас где-нибудь рыбку, — сказал Каннис.
— А может, цементирует скоростное шоссе, — возразил Гелеско, и оба они засмеялись.
— Дело в том, — торопливо вмешался я, — что мы не можем прищучить Футтера этой пленкой. По мнению Оскара Готвольда, если предать ее огласке, нам же будет хуже. Я хочу сказать, мы предлагали взятку должностному лицу за устранение человека.
— Угу, — понял Каннис, — вы посадили его в лужу и сами шлепнулись рядом.
— Слушайте, — вступил Гелеско, — сдирать с кошки шкуру можно по-разному. Ну, например… Этот коп говорит, что раздает деньги начальству — так? Вполне возможно. Беспокоили нас до сих пор только раз — во время обыска, и он нам вовремя стукнул. Но ихним шишкам проблемы ни к чему. Будьте уверены. Им не нужны заголовки на первой странице «Пост». Поэтому держат надежного посредника, вроде курьера. Теперь послушают эту пленку и скажут: «Мы думали, это умный парень, а он просто-напросто долбаный идиот — взял и подставился. Пускай идет на все четыре стороны».
— Точно, Майк, — восхитился Каннис, — отлично придумано. Пошлем Лу выяснить, кому Футтер платит. Потом прокрутим им пленку, чтоб сделали выводы.
— Правильно, Тони, — сказал Гелеско. — И мы рук не замараем. Слушайте, — повернулся он к нам с Мартой, — вы сразу к нам обращайтесь. Я хочу сказать, мы с Тони знаем кучу народу. У нас полно друзей, которые нам обязаны. Как только вляпаетесь во что-нибудь такое, тут же дайте нам знать. Будем работать вместе, плечом к плечу, ребята. А, Тони?
— Конечно, — сказал Каннис.
Глава 150
Я мучительно раздумывал, как вернуть Дженни Толливер, не жертвуя семьюдесятью пятью тысячами в год и двадцатью шестью процентами с прибыли. И в конце концов пришел к великолепному, на мой взгляд, решению.
Я буду по-прежнему работать в «Питер-Плейс», но ограничу свои обязанности исключительно баром, столовой и общественными мероприятиями. Не рассылаю жеребцов. И сам не играю «сцен».
В сущности, я становлюсь ресторатором. А Марта с Янсом возьмут на себя мои обязанности по руководству жеребцами.
Все моральные принципы Дженни будут учтены. Как если бы я стал метрдотелем. Метрдотель не несет ответственности за то, чем занимаются его боссы, выйдя из столовой, правда?
Другой толкнувшей меня на это решение причиной стала встреча с Каннисом и Гелеско. Я испытывал кошмарное ощущение человека, с головой затянутого в трясину. Рассуждать как ни в чем не бывало о смазке начальства, о врагах, закатанных в полотно скоростного шоссе… У меня поджилки тряслись от таких разговоров.
Я уже говорил, что физическое насилие не по мне. Я с удовольствием переложил бы незаконную часть наших операций на тех, кто покрепче. Марта сама говорит, что я мягкий.
Наконец я запланировал встречу с Дженни примерно на середину июля, чтоб за обедом ознакомить ее с моим решением. А потом попрошу выйти за меня замуж. Да, все так и будет.
Я разрабатывал режиссерскую экспозицию этого вечера, словно постановку «Стеклянного зверинца».[43] Я заказал столик в «Ла Фоли». Я послал ей в офис цветы. Я купил обручальное кольцо. С небольшим камушком, но элегантное.
Я оделся с особой тщательностью, выбрав белый смокинг с черными брюками и широким кушаком винного цвета. Меня несли крылья мечты и «холстон» модели Z-14.
Но, подхватив Дженни у ее дома, я сразу понял, что изысканный вечер высокого класса не состоится. На ней была мужская рубашка с закатанными рукавами, широченные хлопковые штаны и сандалии.
Расстроил меня даже не костюм, а весь ее вид. Волосы прядями свисают на плечи. На лице никаких следов макияжа, и похоже, что она не спала сорок восемь часов. А может, и плакала: под глазами залегли черные круги.
— Случилось что-нибудь? — спросил я, когда она села в машину.
Она не ответила.
— Я заказал столик в «Ла Фоли». С тобой все в порядке?
— Прости, — сказала она, — ничего не получится. Я хотела тебе позвонить, а потом решила, что это нечестно. Мне надо сказать тебе прямо в глаза.
— Что сказать?
— Давай немножко проедем. По парку. Или все равно куда.
И я направил машину к въезду в Центральный парк с Семьдесят второй улицы.
— Мне тоже надо сказать тебе кое-что важное.