— Или видели, поняли, но не доложили.
— Вот это объяснение самое нежелательное. А больше ты ничего придумать не можешь?
— Кажется, нет. А вы?
— Видели, поняли, доложили.
Хейзит оторвался от созерцания двора и перевернулся на спину:
— То есть как? А он что?
— А вот этого мы с тобой уж точно не знаем. Просто не верится мне, что наш добрый Тулли сидит в своей трапезной целыми днями и только и делает, что ест да пьет в компании гостей или сам по себе. Я под его командой не стоял, но слышал, что он человек толковый и до предводителя заставы дослужился не просто так. Выходит, он у себя слепых дозорных не держит и сам ни к чему не слеп и не глух.
— Нет, хоть все это мне теперь тоже представляется довольно странным, однако не хотите же вы сказать, что здесь есть какой-то умысел, какой-то заговор?
— О, молодой мой друг, если бы я усмотрел в этом заговор, то мы бы с тобой сейчас не разговаривали! — повысил голос Фейли и осекся. — В домах предателей я редко ночую. Я бы уже был далеко и беседовал вовсе не с тобой. А потому меня сейчас еще больше интересует, знает ли о том, что произошло на нашей заставе, сам Ракли. Как ты полагаешь, с башен его-то каменного замка лес виден куда лучше, чем с наших, деревянных?
— Вы думаете…
— В том, что я думаю, пока нет никакого смысла. Если Тулли знал, что случилось, зачем ему было делать вид, что он удивлен нашему рассказу? Если Ракли долгие годы сражается с шеважа, почему его отборные воины не встретились нам по дороге сюда? Будь я на его месте, то первым делом снарядил бы войско, чтобы разведать, в чем дело, и помочь пострадавшим.
— Мне кажется, вы спешите с выводами, — сказал Хейзит, поразмыслив и снова повернувшись лицом к дыре. — Мы же не знаем, что предпринял Ракли, если ему успели донести о пожаре.
— Но согласись, что прошло уже без малого два дня. Или даже три, поскольку я сбился со счета. Мы шли сюда почти по прямой дороге и все равно никакой армии не видели. Я немного знаком с Локланом и уверен, что уж он-то наверняка повернул бы с полпути, чтобы возглавить карательный отряд.
— И все же я бы на вашем месте лег сейчас спать, — удивился собственному спокойствию Хейзит. — Тулли, я согласен, ведет себя странно, хотя ему можно при желании найти оправдания. А про Ракли я бы пока вообще не стал говорить, — буквально ощущая затылком ироничный взгляд собеседника, он добавил: — Ну сами посудите. Ракли мог все узнать и послать, как вы говорите, отряд для проверки. Но не большой, карательный, а маленький, разведывательный. Если это были лазутчики, им ничего не стоило проскользнуть мимо наших стоянок незамеченными, к примеру, под покровом ночи. А Тулли он вообще мог велеть держать язык за зубами.
После его слов воцарилось молчание.
Фейли ворочался с боку на бок и что-то неразборчиво бормотал себе под нос. Хейзит успел даже придумать и отбросить еще более простое объяснение: наблюдатели с башен и из замка могли принять зарево пожара за предрассветные зарницы. Но для этого им пришлось бы перепутать восток с западом.
— Может, ты и нрав, строитель, — послышался наконец глубокий вздох Фейли. — Надеюсь, что прав. Очень надеюсь. Иначе, боюсь, мы зря преодолели весь это путь через лес. Похоже, я слишком долго не видел никого, кроме виггеров.
Он умолк, и скоро из-за спины Хейзита донеслось мерное похрапывание.
Наутро Хейзит пробудился с мыслью о том, стоит ли посвящать в их ночной разговор остальных спутников. Не успел он об этом подумать, как обнаружил, что проснулся вовсе не сам: Фейли тряс его за плечо и что-то говорил.
— Нас зовут? — не понял Хейзит.
— Никто нас, к счастью, пока не зовет. Слишком рано. И дождь до сих пор не перестал. — Фейли отпустил его плечо и придвинулся поближе, чтобы их не услышали. — За ночь у меня возникла новая мысль, и я теперь не знаю, стоит ли вообще дожидаться, пока все проснутся.
— То есть?
— Похоже, нам лучше уносить отсюда ноги, причем даже не в сторону замка.
Хейзит окончательно проснулся и теперь смотрел на собеседника широко открытыми глазами.
— Вы в своем уме?!
— Погоди, строитель, не горячись. Послушай меня. — Фейли приложил палец к губам. Если бы Хейзит не помнил ту целесообразность, которой до сих пор были исполнены все его соображения и советы, он бы решил, что имеет дело с помешанным: глаза Фейли ввалились, лицо осунулось — все говорило о ночи, проведенной без сна. — Мне не дают покоя всего две вещи. Подумай сам. Во время штурма заставы ты хоть одним глазком видел, кто на нас напал?
— Кажется, видел, — неуверенно ответил Хейзит.
— «Кажется» или видел? Думаю, что «кажется». Потому что я тоже никого не видел. И никто из нас не видел. Стреляли из-за стен. Странно?