Коулмэн: Наверняка это была небольшая потеря, Вэлин. Морин Фоулэн выглядит как тонкогубое привидение с прической как у испуганной рыжей обезьяны.
Вэлин: Но она бы переспала с тобой.
Коулмэн: Переспала бы или нет. Не о чём тебе было и каяться. Хорошо, мой черёд теперь. Я выигрываю.
Вэлин: Что значит ты: выигрываешь?
Коулмэн (задумавшись): Ты помнишь твою игру Кер-Планк?
Вэлин: О, я помню мою игру Кер-Планк.
Коулмэн: Вовсе не Лайэм Хэнлон стащил шарики из этой твоей игры, а я.
Вэлин: Зачем тебе были эти шарики?
Коулмэн: Я бросал ими в лебедей в Гэлуэе. Классно провёл время.
Вэлин: Это погубило мою игру. Невозможно играть в Кэр-Планк без шариков. К тому же это была наша общая игра. Это всё равно, что отрезать свой нос назло своему лицу, Коулмэн.
Коулмэн: Я знаю, что это так, Вэлин, прости меня. Твоя очередь теперь. (Пауза). Ты слишком медлишь. Помнишь у нас останавливались умственно отсталые дети и как они выбросили в огонь половину твоих комиксов про Человека- паука? Они были ни причём. Знаешь, кто это сделал? Я. Я всё свалил на них, потому что они были слишком глупые, чтобы спорить.
Вэлин: Это были классные комиксы, Коулмэн. В них Спайдэмэн сражался с Доктором Октопусом.
Коулмэн: Прости меня за это. Твой черёд. (Пауза). Ты слишком долго возишься…
Вэлин: Хэй…!
Коулмэн: Помнишь, как Пэйто Дули отдубасил тебя когда ему было двенадцать лет а тебе двадцать, а ты так и не знал за что? Я знал за что. Я сказал ему, что ты назвал его покойную мать волосатой шлюхой.
Вэлин: В тот день он побил меня стамеской! Почти выколол мне глаз!
Коулмэн: Я думаю, Пэйто должно быть любил свою мамочку или типа того. (Пауза). Я ужасно извиняюсь. Вэлин.
КОУЛМЭН лениво рыгает.
Вэлин: По тебе похоже на то!
Коулмэн: Ну что мне продолжить?
Вэлин: Я вылил кружку мочи в твою бутылку пива как-то раз, Коулмэн. Да, и знаешь что? Ты даже не заметил.
Коулмэн (пауза): Когда это было?
Вэлин: Когда тебе было семнадцать, это было. Помнишь, ты лежал месяц в больнице с бактериальным тонзиллитом? Это было примерно в тоже время. (Пауза). И я извиняюсь за это, Коулмэн.
Коулмэн: Каждую неделю я достаю твой самогон из коробки, выпиваю половину и доливаю бутылку водой. И так уже десять лет. Ты не пробовал настоящего крепкого самогона аж с долбанного восемьдесят третьего года.
Вэлин (пьет. Пауза). Но ты сожалеешь об этом.
Коулмэн: Я думаю я сожалею об этом, да. (Бормочет). Заставлять меня пить мочу, и не просто чью-нибудь мочу, а твою мочу, чёрт бы тебя побрал…
Вэлин (сердито): Но ты сожалеешь об этом, ты говоришь?!
Коулмэн: Я сожалею об этом, да! Я сожалею об этом, чёрт возьми! Разве я не сказал?!
Вэлин: Тогда всё хорошо, если ты сожалеешь об этом, хотя по твоему проклятому тону не скажешь, что ты сожалеешь.
Коулмэн: Так поцелуй тогда мой зад, Вэлин, если ты не…Я сдерживаю себя теперь, сдерживаю. (Пауза). Я сожалею, что разбавлял водой твой самогон все эти годы, Вэлин. Я сожалею.
Вэлин: Хорошо, ух. (Пауза). Сейчас твоя очередь или моя?
Коулмэн: Я думаю сейчас твоя очередь, Вэлин.
Вэлин: Спасибо, Коулмэн. Ты помнишь когда Элисон О’Хулихэн сосала тот карандаш на спортивной площадке в тот раз, и вы собирались пойти на танцы на следующий день, но кто-то подтолкнул её и карандаш воткнулся в её миндалины. И к моменту выписки из госпиталя она была обручена с врачом, который выдернул этот карандаш из неё и оставил тебя с носом. Помнишь?
Коулмэн: Да, я помню.
Вэлин: Это я подтолкнул тот карандаш, и это был вовсе не несчастный случай. Я сделал это чисто из зависти.
Пауза. КОУЛМЭН бросает пирожок с сосиской ВЭЛИНУ в лицо и бросается через стол к его шее. ВЭЛИН отражает атаку.
И я сожалею об этом! Я сожалею об этом! (Указывая на письмо). Отец Уэлш! Отец Уэлш!
ВЭЛИН отражает КОУЛМЭНА. Они стоят, пристально смотря друг на друга, КОУЛМЭН кипит.