ВЭЛИН держит чек перед лицом КОУЛМЭНА.
Коулмэн: Я вижу.
Вэлин: Ты видишь?
Коулмэн: Да я вижу, и убери его от моего лица.
Вэлин (держа чек ближе): Теперь ты видишь сколько?
Коулмэн: Теперь я вижу.
Вэлин: Ну, вот и хорошо. Может, ты хочешь поближе посмотреть?
Коулмэн: Не суй мне этот чек в лицо.
Вэлин: Может тебе плохо видно…
ВЭЛИН трёт чеком КОУЛМАНА по лицу. КОУЛМЭН вскакивает и хватает ВЭЛИНА за шею. ВЭЛИН хватает его таким же образом. ГЁЛИН смеётся над их борьбой. УЭЛШ бросается нетвёрдым пьяным шагом через комнату и разнимает их.
Уэлш: Прекратите сейчас же! Вы что с ума посходили?
Пока УЭЛШ разнимает братьев ему случайно достается пинок. Он морщится от боли.
Коулмэн: Извините, Отец. Я метил в эту сволочь.
Уэлш: Ну и боль! Прямо в голень, чёрт бы вас побрал.
Гёлин: Теперь вы знаете, какого этим девчонкам из команды Святого Ангела.
Уэлш: Да что с вами, в самом деле?
Вэлин: Он первый начал.
Уэлш: Два брата дерутся друг с другом в день, когда был похоронен их отец! Такого я никогда ещё не слышал.
Гёлин: Это всё потому, что вы такой плохой священник для них, Отец.
УЭЛШ пристально смотрит на неё. Она смотрит в сторону, улыбаясь.
Гёлин: Я только шучу с вами, Отец.
Уэлш: Что это за город вообще? Братья бьют друг друга, а девушки торгуют в разнос спиртным из-под полы? И два убийцы гуляют на свободе.
Гёлин: И в довершение всего я беременна. (Пауза.) Шутка.
УЭЛШ печально смотрит на неё и братьев, идя несколько пьяной походкой к двери.
Уэлш: Эй, вы двое, больше не деритесь. (Выходит.)
Гёлин: У Отца Уолша Уэлша нет чувства юмора. Я провожу его до дома, чтобы его не стукнула корова как в прошлый раз.
Коулмэн: До свидания, Гёлин.
Вэлин: До свидания, Гёлин. (ГЕЛИН выходит. Пауза.) Ну и батюшка, а?
Коулмэн (соглашаясь): Да, ну и батюшка.
Вэлин: Господи помилуй, а? Если он узнает, что ты умышленно застрелил нашего папку, то он совсем раскиснет.
Коулмэн: Он принимает всё слишком близко к сердцу, этот Отец Уэлш.
Вэлин: Слишком близко к сердцу.
Свет гаснет.
Сцена вторая
Вечер. У задней стены, закрывая камин, теперь стоит большая новая оранжевая кухонная плита с большой буквой «V», написанная небрежным почерком на её передней части. КОУЛМЭН, в очках, сидит в кресле слева, читая женский журнал, рядом с ним стакан самогона. ВЭЛИН входит, неся сумку. Медленно, осторож-но он кладёт руку на плиту в различных местах, проверяя, не была ли она недавно использована. КОУЛМЭН фыркает с отвращением на него.
Вэлин: Я проверяю.
Коулмэн: Я вижу, что ты проверяешь.
Вэлин: Я считаю, небольшая проверка не помешает, когда ты рядом.
Коулмэн: Из всего, что ты делаешь, проверки у тебя получаются лучше всего.
Вэлин: Просто небольшая проверка. Знаешь, что я имею в виду? По-моему.
Коулмэн: Да я бы не тронул твою плиту, даже если бы ты засунул чайник в мою задницу.
Вэлин: Правильно, потому что это моя плита.
Коулмэн: Да если бы даже ты заплатил мне, я бы не затронул твою долбаную плиту.
Вэлин: Да на хрена бы я стал платить тебе, чтобы ты трогал мою плиту.
Коулмэн: Я знаю, что ты не стал бы, скупая скотина.
Вэлин: И это моя плита. Ты платил за неё триста фунтов? За подсоединение газа? Нет. Кто платил? Я. Мои деньги. Или это были твои деньги? Нет мои.
Коулмэн: Я прекрасно знаю, что это были твои деньги.
Вэлин: Если бы ты внёс свою лепту [в покупку], я бы сказал: «Пожалуйста, пользуйся моей плитой». Но ты не внёс, поэтому я не дам тебе ею пользоваться.
Коулмэн: Да нам даже плита то не нужна.
Вэлин: Тебе может, не нужна, а мне нужна.
Коулмэн: Так ты ведь ни черта не ешь никогда!
Вэлин: Я начну! Видит Бог, я начну. (Пауза). Эта плита моя, и эти статуэтки, и это ружьё, и эти кресла, и этот стол. Что ещё? Этот пол, эти шкафы, всё в этом долбаном доме моё и ты, парень, не будешь здесь ничего трогать. Только когда я разрешу.