Затем он включил свет. Глаза Уиллоу расширились, когда она ошеломленно оглядела комнату.
Остальная часть его квартиры была полностью черно-серой, но здесь был цвет. Так много цвета. Картины покрывали почти каждый дюйм стен, а мольберты, некоторые с полотнами, обернутыми тканью, стояли по всей комнате. Брезент, расстеленный на полу, был забрызган краской всех мыслимых цветов, а большой стол, на котором стояли десятки баночек и тюбиков с краской, кисти и палитры, выглядел немногим лучше.
Но по мере того, как Уиллоу изучала картины и впитывала то, что видела, ее удивление только усиливалось.
Многие работы были угрюмыми, темными, отдавая предпочтение оттенкам красного, черного и серого, были ли они абстрактными или содержали какие-то образы. Некоторые были светлее, с зелеными, синими и желтыми тонами. Тут и там были разбросаны пейзажи. Знакомый силуэт под ночным небом, видимый с холма, куда он ее водил. Изрезанная береговая линия во время шторма. Река, текущая по каньону. И еще несколько мест, которые были слишком прекрасны, слишком чужды, чтобы быть реальными. Места со слишком чистыми красками, с белыми деревьями и цветами, непохожими ни на что, что она когда-либо видела, с небом, которое, казалось, впитывалось в кристально чистую поверхность озера под ним.
Уиллоу легонько провела пальцами по одной из этих картин.
— Это…?
— Воспоминания из-за Завесы, — ответил он. — Пустые попытки воссоздать пустую красоту этого царства.
— Они замечательные. Волшебные.
Он мягко рассмеялся.
— И они же — самое близкое, что я хочу иметь к Тултирасу.
Она оглянулась на него и обнаружила, что он не прошел дальше в комнату.
— Ты действительно никогда не хотел вернуться?
— У меня есть все, что мне нужно, прямо здесь, Уиллоу, — его глаза были прикованы к ней, не оставляя сомнений относительно того, что он имел в виду.
Ее сердце забилось быстрее, и шепот удовольствия пробежал по телу. Она отвела глаза от обжигающего пристального взгляда, глубоко вздохнула и заставила себя вернуться к картине. Картины Эвергардена были такими сюрреалистичными. Как яркие, несбыточные мечты.
По мере того, как она продвигалась дальше в комнату, фиолетовый цвет становился заметнее на все большем количестве картин.
Она обвела взглядом стены, следя за очевидным развитием событий. Сначала абстрактные пурпурные тона с вкраплениями зеленого. Постепенно появилось больше цветов, и фигура начала обретать форму — фигура, которая была ей поразительно знакома. Женщина с лавандовыми волосами и зелеными глазами.
Губы Уиллоу приоткрылись в изумлении.
Она видела себя в самых разных позах, при разном освещении, на самом разном фоне. Видела себя запечатленной в захватывающем реализме и страстной стилизации. Но на каждой картине она была яркой, даже когда в ее глазах была явная грусть.
Каждый штрих был нанесен с такой тщательностью, с такой вдумчивостью. С такой целенаправленностью. На нескольких картинах она была изображена в том самом платье, что на ней сейчас. Другие показывали ее в нижнем белье — примерно в том же нижнем белье, которое она надела на будуарную фотосессию много лет назад, — или в ткани, со вкусом накинутой на ее интимные части тела, в то время как еще на нескольких она эротично обнажала все. Она узнала моменты, которые разделила с Кианом на некоторых картинах, хотя его не было ни на одной из них. Моменты, когда она смеялась, улыбалась или задумчиво смотрела вдаль.
На каждой картине, в каждой позе она была… прекрасна.
Она смотрела на себя глазами Киана.
Уиллоу уставилась на последнюю картину. Это было самое большое полотно в комнате, оно стояло на мольберте рядом со стеклянной дверью, ведущей на террасу. В нем она стояла на мосту возле Центрального бульвара, ветер трепал ее юбку и волосы, отраженные огни делали темную реку внизу похожей на дорогу, вымощенную звездами. В ее глазах был намек на печаль и боль. И все же, каким-то образом, этот образ вселил в нее чувство надежды. Ощущение возможности.
Это было похоже на то, что Уиллоу на картине могла спрыгнуть на эту звездную дорожку и следовать по ней к счастью, к своей судьбе. Туда, куда она хотела попасть.
На том мосту они с Кианом впервые заговорили. Именно там она приняла импульсивное решение, которое, как предполагалось, ничего не значило, но которое все изменило. Решение, которое привело их к этому моменту.
— Киан… — она повернулась к нему. — Здесь везде я.
Он кивнул и, наконец, прошел вглубь комнаты. Его взгляд остановился на более ранних картинах в последовательности, более абстрактных в фиолетовых тонах.