Новый огонь вспыхнул внутри Киана, сопровождая другие эмоции — ярость, чреватую испепеляющим жаром.
Моя пара. Моя. Моя Уиллоу, моя Фиалочка…
— Что ты с ней сделал? — требовательно спросил Киан, выдавливая слова сквозь стиснутые зубы.
— Ничего необратимого. Пока нет. Мы просто проверяли пределы подарка, который ты сделал своему питомцу.
— Лахлан, я…
— Ты будешь слушать, — прорычал Лахлан, — потому что каждый приказ, которому ты не подчинишься, каждая капля неуважения, которую ты проявишь, принесет ей еще больше боли, и я буду жадно пить ее.
Жар разлился под кожей Киана, и каждая частичка его существа протестовала, когда он подавил свою ярость.
— Тогда говори, Принц Пустоты.
— Это уже одно очко против тебя, Бледный.
На заднем плане послышался болезненный, испуганный всхлип.
— Уиллоу! — Киан потянулся, как будто мог схватить ее, но рука сомкнулась в пустоте.
— Приди ко мне, Киан, — сказал Лахлан. — Приди и, наконец, узнай свое место. Приди и поклонись мне, и, возможно, я найду достаточно милосердия, чтобы позволить тебе продолжать твое жалкое существование.
Челюсть Киана была сжата так сильно, что казалось, его клыки вот-вот сломаются.
— Где?
— Дом твоего питомца, Бледный. Мы будем ждать.
Звонок закончился, оставив после себя только оглушительную тишину.
Пламя бушевало в груди Киана, поглощая его целиком. Он сорвал с себя рубашку и отбросил ее в сторону, призывая свои крылья, когда распахнул дверь террасы. Он подпрыгнул в воздух, неистово размахивая крыльями, которые несли его к дому Уиллоу. Ветер отбросил его волосы назад, здания проносились мимо размытым пятном, но он только ускорялся.
Скоро, Уиллоу. Боги, держись. Я скоро буду с тобой.
Тридцать пять 
Ноги Киана ударились о бетон, когда он приземлился, вызвав толчок в костях. Поддавшись инерции, полученной во время полета, он пробежал последние пару ярдов дорожки и запрыгнул на крыльцо, едва сбавив скорость, когда добрался до входной двери.
Уиллоу эхом отдавалась в его голове, ее имя повторялось с каждым ударом его сердца, становясь все громче и громче. Теперь он чувствовал ее. Чувствовал ее впереди, чувствовал ее страх.
Дверь была не заперта. Киан распахнул ее и ворвался через порог.
Его разум оценивал представшую перед ним сцену в промежутке между учащенными ударами сердца. Дорожка из алых брызг и размазанных кровавых следов вела на кухню. Осколки стекла, цветы и разбросанные лепестки лежали в луже воды на кухонном полу. И там, на табурете у острова, сидела Уиллоу, а рядом с ней маячил Лахлан.
Ее одежда была порвана и испачкана кровью, еще больше которой резко выделялось на фоне ее слишком бледной кожи.
Поток эмоций захлестнул Киана, когда его взгляд встретился с ее. Страх и тоска, исходящие от нее, блестели в ее глазах, но что-то еще ненадолго пробилось сквозь них — облегчение.
Киан бросился к ней.
— Нет, нет, — сказал Лахлан, обнимая Уиллоу и прижимая кухонный нож к ее горлу.
У нее перехватило дыхание.
Киан замер, сделав всего несколько шагов в дом. Тошнотворное сочетание огня и льда пронзило его, становясь с каждым мгновением все более всепроникающим и интенсивным. Он не мог заставить себя пошевелиться, не тогда, когда ей угрожали, но все внутри него протестовало против того, чтобы стоять на месте.
— Отпусти ее, — прорычал он.
Лахлан ухмыльнулся с горящими красными глазами. Когда он заговорил, его слова гудели магией, сгущая воздух.
— Закрой дверь.
Тяжесть голоса Лахлана давила на Киана со всех сторон. Он чувствовал, как его коварные щупальца ласкают, царапают и скребут, пытаясь проникнуть внутрь, но он стиснул зубы и остался на месте.
— Отпусти ее.
Ухмылка Лахлана на мгновение погасла.
— Пока что она доказала свою устойчивость, Бледный, благодаря жизненной силе, которой ты ее одарил. Но ты действительно хочешь узнать, исцелится ли она после того, как я перережу ей горло?
Киан снова встретился взглядом с Уиллоу. Ее глаза были такими большими, такими наполненными, переполненными столькими эмоциями, которые он никогда не хотел, чтобы она испытывала. Не отводя взгляда, он отступил назад и захлопнул дверь.
Звуки удара о раму и щелчка замка прозвучали с глубокой завершенностью.
— Значит, ты способен на послушание, — сказал Лахлан.
Страх и ярость продолжали свой бурный танец внутри Киана, создавая внутри такое сильное давление, что взрыв был неизбежен. Каждый его мускул напрягся от желания подойти к ней, и сама его душа вцепилась в его силу воли, борясь за то, чтобы добраться до своей пары.