Сержанты завопили кошачьими голосами:
– Рота, построиться! Стать смирно!
Это прибыл познакомиться с нами замком роты лейтенант Минусин.
Лейтенант вполне соответствовал собственной унылой фамилии. Всем своим видом он до удивления напоминал минус. Лицо его выражало глубокое недовольство окружающим миром.
Заполярное захолустье расстраивало его чрезвычайно. Неинтеллигентность офицеров и грубость солдат огорчали Минуса до глубины души.
Недостаток свободных женщин и однообразное, запорообразующее питание в офицерской столовой, печалило лейтенанта Минусина не на шутку.
Ко всему вдобавок он был вынужден служить в учебной роте, а значит, ему приходилось присутствовать на службе ежедневно.
– Вольно, – вяло скомандовал Минус. Он печально вздохнул и, набравшись сил, продолжил: – Бойцы… у-у-уффф… Вы будете нести службу, у-у-уффф, в условиях крайнего севера и вообще заполярья. Чему же вам, кони вы этакие, предстоит научиться? Чем, так сказать, вы можете быть полезными, у-у-уффф, родине?
Тут Минус снова вздохнул так тяжело, что стало понятно – ничем мы, кони этакие, не сможем быть полезными родине.
– Наша часть, – продолжил Минус унылым голосом, – относится к Главному разведуправлению. Ему же и подчиняется. Вам предстоит, после окончания учебной программы, заниматься, у-у-уффф, радиоразведкой.
Минус сделал паузу, видимо, что бы дать нам возможность прокричать «Ура», но тон его был столь трагичен, что рота молча переваривала сказанное.
– Занятия начнутся после завершения курса молодого бойца и принятия присяги. Всему необходимому вас научат ваши сержанты. Вольно, у-у-уффф… разойдись, – Минус закончил свою речь из последних сил и побрел восвояси.
На передний план выступили сержанты.
– Слыхали, гусяры, что Минус сказал? Научить! Сегодня забываем гражданскую дурь и заступаем в наряды. А завтра мы вас научим. Перекур пять минут!
И они нас действительно научили…
…Во время перекура Панфил принял знакомую позу и, затягиваясь папиросой, вместо запятых прочел:
4
…Нам объяснили, что такое дневальный. Он жужжит, как муха, и все делает неистово. Если дневальный не врубается – ему конец. Если дневальный толково шарит – он доживает до конца наряда весело и беззаботно.
Дневальный отвечает за порядок в роте перед дежурным по этой же роте. Тот в свою очередь держит ответ перед командиром. Над комроты стоит командир части. Того, если что, дрючит сам начальник ГРУ. А его при необходимости имеет лично Генеральный секретарь ЦК КПСС. Конечно, вся эта оргия состоится только если я, будучи дневальным, упущу засохший бычок, или забуду про пыль на выключателе.
…Я находился в самом низу этой пищевой цепочки, а компанию мне в тот незабываемый день любезно составил Чучундра.
Собственно, ни его, ни меня никто ни о чем и не спрашивал. Просто сержант Рязанов сказал:
– Бабай! Чучундра! Сегодня, тля, идёте дневальными по роте. Дежурным по роте иду я лично.
И добавил, видимо, чтобы нас ободрить:
– Вешайтесь!
Три кубрика, где спит, когда не работает, личный состав. Две учебных комнаты-класса, бытовка, ленинская комната с телевизором и плакатами, призывающими служить еще лучше.
Туалет о шести унитазах, украшенный кафельным полом. Оружейная комната.
Все это пронизано длинным дощатым коридором. Коридор упирается в пожарный уголок. Красный, как знамя боевое, деревянный щит с баграми, топорами и лопатами.
Все новое-нулёвое, в свежей краске, блестит как в магазине пожарных принадлежностей.
Явно ничего тут давненько не горело, но вот, есть же пунктик по этому поводу у нашего командира роты… как бы и правда не спалил. Имеется еще ящик с песком и на низеньком помосте – три двухсотлитровых бочки с запасом воды. Туши – не хочу.