Привстав уже на двух локтях, я из последних сил ударила ногой в спинку водительского сиденья и закричала:
— Куда ты везёшь меня?!
— Чёртова истеричка! — заорал Паша в ответ, обернувшись. — Это ты виновата! Посмотри, что ты со мной сделала!
Я лежала как труп, лишь изредка хлопая ресницами и смотря перед собой. И пока мы ехали, Паша всё твердил и твердил:
— Это ты меня сделала таким.
Он был пьян. Слишком пьян. Я не помню, чтобы он когда-либо так напивался. К тому же, Паша выпивал крайне редко, и если в порыве ревности он делал всё осознано — избивал и запирал дома — то на пьяную голову он не понимал, что творил.
— Меня сейчас стошнит.
Я, забыв о боли в голове, вскочила с места и кинулась к окну, не желая опустошать желудок в салоне машины.
— Блять! — кричит Паша, видя мои судорожные попытки найти стеклоподъёмник.
От резкого торможения меня откидывает в сторону. Дальше всё как в тумане: дверь открывается, руки Паши вытаскивают моё обмякшее тело на обочину, где меня тошнит. После следует лёгкость. Даже пока я лежала на грязном снегу в собственной рвоте, мне было хорошо.
Мимо нас постоянно проезжали машины, но, кажется, всем было плевать. Никто даже не остановился, не предложил помощи, не попытался узнать всё ли хорошо. Тогда я спросила себя: остановилась бы я? Очень вероятно, что нет.
Ледяной воздух обжигал лёгкие, колючий снег раздирал щёку, но чёрт возьми, как же мне было хорошо. Я хотела притвориться мёртвой. Молилась, чтобы Паша оставил меня здесь, на обочине, но он не собирался так просто меня отпускать, и через несколько секунд чьи-то руки снова подняли меня как куклу и положили на заднее сиденье. Перед глазами всё по-прежнему плыло, но боль отступала. Я чувствовала, как Паша, должно быть влажными салфетками, протёр моё лицо и руки, как положил под голову что-то мягкое и прикрыл ноги. Холод сменился теплом, и мне жутко захотелось спать.
— Я хочу домой, — прошептала я, проваливаясь в сон.
— Мы почти дома.
В следующий раз я проснулась оттого, что мне вдруг стало трудно дышать. Открыв глаза, я увидела лишь темноту, но, поморгав несколько раз, поняла, что передо мной лицо Паши. Я лежала и задыхалась под весом его тела. Уперевшись ладонями ему в грудь, я попыталась скинуть его с себя.
— Не надо, — прохрипела я.
На мгновение Паша замер, затем молча завёл мои руки за голову, держа меня за запястья и продолжая медленно двигаться во мне. Ощущать его дыхание на себе, чувствовать его в себе, видеть — было самым мерзким испытанием за последние дни. Сопротивляться я не стала. Какой смысл? Чтобы получить очередную пощёчину или того хуже? Я зажмурилась, покорно ожидая пока он кончит. Я попыталась отключить разум, оставить тело и улететь. Я начала вспоминать, когда вдруг Паша стал таким. Но не было никакого вдруг. Не было никакого переломного момента, он всегда был таким. Всегда убивал мою волю. Внушал мне свою правду. Брал силой.
Мне казалось, что прошла вечность до того, как всё закончилось и Паша слез с меня. Он ушёл в ванную, и я услышала как зашумела вода в душе. Меня больше не тошнило, боль в голове стала слабой, едва различимой. Перевернувшись на бок, я пыталась глазами найти свою одежду — ту, что была ниже пояса, ведь я до сих пор оставалась в свитере. В комнате был приглушен свет, но спальню загородного дома Паши я узнала без труда. Мы частенько приезжали сюда на выходные, когда хотели уехать от городской суеты и от людей в принципе.
Приложив усилия, я натянула нижнее белье и джинсы, которые валялись на полу рядом с кроватью. В голове была одна мысль — бежать. Бежать, пока Паша принимал душ. Я знала, что в гараже стоит его старая машина. Она всегда была на ходу. Паша за ней ухаживал, заправлял. Ключи лежали в бардачке. Немного пошатываясь, я вышла из спальни в просторный коридор, спеша к лестнице. В темноте я спотыкалась о мебель, осторожно прислушиваясь к шуму воды. В голове план казался мне превосходным — сесть в машину и уехать прочь, что может быть проще? Но вдруг вода в душе перестала шуметь. Из спальни до моих ушей донёсся грохот. Сердце замерло. Рука мёртвой хваткой схватила поручень лестницы.
— Куда-то собралась? — произнёс Паша у меня за спиной, и в коридоре загорелся свет.
Вздрогнув, я закрыла глаза и сжала губы. Выхода не было, надо что-то придумать. Обернувшись, я решила соврать. Пока Паша стоял в дверях абсолютно голый, выжидающе смотря на меня, капли воды с его тела стекали на пол, образовывая лужу на скользком паркете.
— На кухню, — соврала я, сглотнув тугой комок в горле. — Я хочу пить.