— Ир? — кричала ей вслед мать, но та не реагировала. — Ира!
Она снова упала на диван, на котором, после принятия привычного лежачего состояния, жизнь казалась не такой уж и страдальческой. Комната перестала плыть в глазах, а дрожь стала едва различимой.
— Боже, как здесь душно, — проворчала Лена, маршируя к окну.
От стука её каблуков голова раскалывалась, и Ира закрыла глаза, а когда по полу пробежал свежий ветерок, она, покрывшись мурашками, спрятала нос под одеяло.
— Ир, ну что ты лежишь, как труп? Давай быстро вставай.
— Мне плохо, — раздался едва разборчивый голос из-под одеяла.
— Конечно плохо, — согласилась Лена, скидывая с плеч свой плащ. — Где тут хорошо будет, если ты весь день лежишь и этой гадостью питаешься, — объявила женщина, подняв с пола пустую пачку из-под чипсов.
Затем она, исчезнув за углом коридора, вернулась спустя пару секунд с мусорным пакетом в руках. Как ни в чём не бывало, женщина принялась ходить по комнате, убирая с пола и прочих поверхностей обёртки, фантики, почерневшую банановую кожуру и множество пустых упаковок от заказанной еды.
— Ир, ну в кого ты такая неряха? — возмущалась мать. — Почему нельзя сразу выбрасывать мусор? У тебя тут скоро мыши и тараканы пешком ходить будут, если уже не ходят.
— Мам, — простонала Ира, не выдержав нотаций, — пожалуйста, прибереги лекции своим студентам. Мне сейчас слишком плохо.
— Ты серьёзно? — поставив мусорный мешок на пол и выключив надоедливый телевизор, Лена двинулась к дивану.
Её тон со строгого моментально сменился на обеспокоенный. Очевидно, бледное лицо и осипший голос дочери пробудили в ней жалость.
Когда на лоб опустилась прохладная ладонь, Ира вздрогнула, покрепче закутавшись в одеяло.
— Ты вся горишь. Давай я скорую вызову?
— Не надо скорую, пожалуйста, мам, — Ира знала, что врачу придётся говорить о причинах её плохого самочувствия, но в присутствии матери она этого делать не хотела. — Просто дай мне парацетамол. Он на кухне в шкафу над раковиной. И воды побольше.
— Сейчас, — засуетилась Лена, напрочь забыв об уборке. — Я быстро.
Пока мать возилась на кухне, Ира лежала под одеялом, чувствуя себя ещё хуже прежнего: её начала бить мелкая дрожь, а жажда стала такой силы, что пересохли губы и даже язык.
Лена вернулась быстро, но Ире казалось, что прошла вечность. Она, превозмогая себя, попыталась привстать, но ослабевшее тело не слушалось.
Лена помогла дочери запить лекарство: в одной руке держа стакан, другой придерживая Иру за затылок. Та с такой жадностью поглощала воду, будто не пила несколько дней — целый стакан она опустошила за считанные секунды в несколько глотков. Вытерев с подбородка и шеи пролитые капли, Ира опять упала на подушку. Она лежала с закрытыми глазами, чувствуя приятный холодок влажного полотенца, которым Лена сначала промакивала её лицо, а затем положила на лоб. Сейчас всё было как в детстве, когда Ира болела долгими морозными зимами, а мама отпаивала её имбирным чаем с малиновым вареньем, суетилась вокруг её кровати, кутала в пуховый платок и исполняла любые прихоти.
— Ну что с тобой, котёнок? — шептала Лена, гладя дочь по волосам.
— Я полная дура, Лёсь.
— Что случилось?
— Не хочу тебе говорить, — пряча лицо в подушке, бормотала Ира, — не могу.
— Ир, не пугай меня.
— Мы с Денисом расстались.
— Тоже мне, — выдохнула Лена, ожидавшая услышать нечто более страшное. — Я думала, серьёзное что-то произошло.
— А это несерьёзно?! — подняв голову, обиженно воскликнула хриплым голосом Ира.
— Это не повод лежать целыми днями и доводить себя до такого состояния.
— Что тогда повод?
— Ничего не повод в твоём возрасте.
— Я иногда поражаюсь тебе, мам.
— Мне? — ахнула Лена, искренне удивившись. — Причём тут я?
— Ты доцент кафедры зарубежной литературы. Уважаемый человек. Женщины, умнее чем ты, я в жизни не встречала, но порой ты такую чушь несёшь, что у меня в голове не укладывается. Причём тут мой возраст? Ну причём тут он?! — Ира пыталась перейти на крик, но выходил у неё сдавленный хрип.
— Нельзя тратить свои лучшие годы в страданиях и жалости к себе, — стояла на своём Лена, сидя у изголовья дивана. — У тебя столько ещё всего впереди, найдётся из-за чего грустить, обязательно найдётся, расставание с Денисом – не повод.
— Почему ты обесцениваешь мои чувства?
— Я ничего не обесцениваю.
— Нет, обесцениваешь, говоря, что это «не повод». Ты не можешь забраться ко мне в душу и понять, что я чувствую.