Сжав пальцы правой руки в кулак и оставив вытянутым только мизинец, Ира протянула его отцу.
— Мир?
Лыткин, вздохнув, положил ручку на стол и поднял на дочь глаза.
— Мир? — повторила Ира, улыбнувшись.
— Мир-мир, — прервав молчание, произнёс отец.
Обойдя кожаное кресло, Ира обвила шею отца руками, прижавшись своей щекой к его щеке.
— Папка, — протянула она, — кто тебя тут бесил без меня?
— Думаешь, некому? — усмехнулся Лыткин.
— Конечно некому.
— Мне мама сказала, что ты приболела.
— Да так, — выпрямившись, махнула рукой Ира, — ерунда. Сегодня уже лучше. Она тебе больше ничего не сказала? — спрашивала девушка, двинувшись в сторону импровизированного буфета, которым служила старая тумба.
— Нет, — прищурился Лыткин, — а должна была?
— Да нет.
У отца на работе всегда были какие-то «гадости», которыми он подкармливал её маленькую в тайне от мамы. Больше всего Ира любила охотничьи колбаски. Радости её не было предела, когда именно колбаски были обнаружены в тайничке Лыткина. Прихватив их с хлебом, Ира устроилась за столом слева от отца.
— Я из ресторана уволилась, — как бы между делом сказала девушка.
— Он тебя уволил? Из-за меня? — начал Лыткин, вдруг почувствовав себя виноватым.
— Нет, — ответила Ира, отогнав от отца это редкое чувство. — Я сама уволилась.
— Почему?
— Надоело стоять семь часов на ногах. И с Денисом мы расстались, так что, — вздохнув, пожала плечами Ира, разминая пальцами хлеб.
— Ну и правильно. Нечего тебе там делать, — кивнул Лыткин, сцепив перед собой на столе пальцы в замок. — Ты дочь майора прокуратуры, а не слесаря второразрядника, чтобы столы протирать.
— Пап, и в очередной раз, — вздохнула Ира, — я была хостес.
— Да как не назови – обслуга, а моя дочь обслугой работать не будет. Даже не думай больше ни в какие рестораны идти.
— А жить на что я буду?
— Дам я тебе денег. Дам.
— А потом, как котёнка, будешь тыкать в эти подачки.
— Не буду. Обещаю, что не буду.
Кивнув, Ира продолжила молча жевать свои колбаски с хлебом. Может, всё и к лучшему? С работой она забросила учёбу, а второе было куда важнее первого. Всё-таки она мечтала стать художницей, а в ресторане максимум, до кого она могла вырасти — это до директора вроде Игоря. То есть, по сути, она продолжила бы быть всё тем же обслуживающим персоналом, только находилась бы чуть выше по статусу в этой ресторанной пищевой цепочке.
— Скажи, — начала Ира, — ты же ещё общаешься с Пашей Фейсконтроль?
— С кем? — нахмурился Лыткин.
— Паша из «Дягилев».
— С Пичугиным что ли?
— Наверное, — вздохнула Ира. — Я не знаю его фамилию.
— Ну так. Звонит, если проблемы есть.
— Мы с Кирой хотим сходить сегодня в «Дягилев», но в очередях стоять не хотим, как и ждать столик неделю. Можешь помочь?
— Ладно. Наберу ему.
17. Паша Фейсконтроль.
2007 год.
«Дягилев» — клуб для современной аристократии и самых жирных сливок гламурного общества — собирал не только нуворишей из 90-х, но и прочий «ширпотреб» различного возраста и статуса. Тут были все: дешёвые копии Собчак, ищущие себе банкира, первая десятка Forbes, актёры, писатели, художники, бизнесмены, депутаты, нефтяные олигархи, «золотая молодёжь» — вообще все.
Богатые и знаменитые сидели в ложах, наблюдая за всем свысока, в их распоряжении также были личные туалеты со специальными стеклянными стенами, что давало им постоянную возможность следить за челядью. Те кто пока себе позволить такой роскоши не мог, располагался внизу на танцполе, среди себе подобных — обычных «смертных». «Смертные» не могли подняться в ложи к «Богам»: охраны стояло стеной у лестниц столько, что и ветерку пробраться было не под силу.
Если Запад вроде Шакиры, Стивена Сигала или Наоми Кэмпбелл приезжал в «Дягилев» просто потому, что им хотелось увидеть тот самый русско-имперский эпатаж и бесшабашность, то «наших» подкупала банальная раздутая легенда: «Вся туса — там!». То было отголосками 90-х. Россия была слишком долго обделённой и голодной страной. Люди не имели такой красивой жизни до нулевых, а войдя в нулевые, обалдели от этого «жира» и глянца.
Миллиардерами становились молодые. Становились быстро из ничего и, не понимая, что делать с этими деньгами, очень хотели показать всему миру, что деньги у них есть. И только в «Дягилев» можно было сказать этому самому «миру», что ты богат. Богат до неприличия.
Это было место, где время останавливалось. Где не думали о завтрашнем дне. Где за ночь можно было прогулять целое состояние, развестись и жениться. Где ванны ВИП-лож заполняли Dom Perignon и Cristal. Где казалось, что ты можешь всё. Что твоя жизнь уже состоялась. И что, даже танцуя там, внизу на танцполе, ты был королём жизни.