Выбрать главу

Глава 14. Он

Стоит, мирно попивая что-то из кружки.

Кофе. Что же еще? Наверняка черный, без сахара, молока и сиропа. Крутые парни по утрам чаек не гоняют.

Сколько я видела Марата — он всегда в черном. Сегодня же он меня удивил: синие джинсы, обтягивающие крепкий мужской зад и сильные бедра, и футболка, под которой видно, как перекатываются мышцы.

Не нужно видеть его лицо, чтобы знать — этот парень крут. Сзади, спереди, аура его суровости всегда осязаема, хоть руку протягивай и щупай.

Он не пользуется парфюмом. Только гель для душа, который едва слышно. Собственный мужской запах перебивает любой искусственный. Втягиваю в себя воздух, пытаясь нащупать еще какой-то аромат. Посторонний, женский. Но ничего не слышно, только уже знакомый запах мужчины, какой-то привычный.

Стоп. Засмотрелась. Глазею на него, как монашка, не видевшая никогда мужчину.

— Доброе утро, принцесса, — говорит он, даже не оборачиваясь ко мне.

У него глаза на затылке, что ли?

— Как ты узнал, что это я? — удивляюсь и прохожу в кухню. Встаю позади Яда.

Тот моментально оборачивается и вперивается в меня взглядом. На лице снова непробиваемая маска — ни единой эмоции, только в глазах жгучие смешинки. И лицо сразу так преображается…

Кажется, будто ему не двадцать девять, а девятнадцать лет. Беззаботный парниша, мой ровесник.

— Ты шаркаешь правой ногой. — Пока, Марат, привет, Яд.

Жалит, как обозленная пчела. Все-то он знает, видит, слышит. Я уже начинаю понимать, почему отец держит Яда так близко.

— В десять я сломала эту ногу, — отвечаю, пожав плечами.

— Кофе будешь? — спрашивает он, по-прежнему не сдвинувшись с места.

— Буду, — решаю поэкспериментировать, — сделаешь?

— Сделаю, — смотрит, не двигается и кофе делать не собирается, походу.

Мы залипаем глаза в глаза. У Мара темные, как и он сам. Под глазами мешки. Плохо спалось? Или вчерашняя шалава укатала парня? Полный пакет, все включено, ультра all inclusive.

Не сговариваясь, расходимся в разные стороны. Я сажусь на стул, он клацает кнопкой кофемашины и медленно отпивает свой напиток.

Спустя минуту Марат ставит передо мной чашку и отходит обратно к окну, только теперь стоит лицом ко мне.

— Всегда так рано встаешь? — спрашивает, как бы между делом рассматривая мое тело.

Интересно, о чем он думает? Я не вижу вообще никакого интереса к себе, скорее так, для проформы пробежался глазами. Есть увечья? Нет? Отлично.

Отчего-то становится обидно. Я ведь красивая. И тело у меня отличное, знаю это. Бедра, грудь — имеются, ноги ровные, волосы длинные, ухоженные.

Неужели я совсем не нравлюсь ему? Так глупо ожидать каких-то эмоций от… как там его называют? Пес Севера? Бессердечная тварь, не знающая ни любви, ни нежности.

— Да. А ты? — я все-таки решаю ответить, потому что мое молчание становится подозрительным.

— А я как придется, — вроде и сказано обычным тоном, но клянусь, я вижу, как по его лицу пробегают тени.

Мимолетные, их можно было и не заметить.

— Ты запер меня в доме, — утверждаю спокойно, вообще ни одной ноткой не выдаю своей злости.

— Вынужденная мера, — кивает так беззаботно, будто это для него не значит ровным счетом ничего.

— Не делай так больше без видимой угрозы, — стараюсь говорить спокойно, но выходит как-то сквозь зубы, поэтому решаюсь добавить: — Пожалуйста.

Марату вообще насрать на мои попытки, поэтому он равнодушно бросает:

— Посмотрим.

Хочется его ударить, так, чтобы ладонь горела от соприкосновения с мужской щекой, чтобы с него спала вся эта бравада спокойствия.

— Не веди себя как обиженная пятилетка, и я не буду запирать тебя, — продолжает бесстрастно и будто издеваясь: — без видимой причины.

Вижу, как загораются у него глаза — ненадолго, маленькая искорка, которую он тут же тушит. Сволочь.

— Ездил развлекаться ночью?

Ольга, заткнись, пожалуйста, пожалуйста!

Прошу, остановись! Угомони бешеное сердце! Сама себе хуже делаешь, этому же насрать на все!

Яд вскидывает бровь и кривит рот в некрасивой ухмылке:

— Уверена, что хочешь услышать ответ?

Уверена, что не хочу. Ответ мне совсем неинтересен, ведь я знаю правду. Я же договорилась со своими чувствами, успокоилась, вернула взрослую и адекватную девушку.

Оля, что ты делаешь сейчас?

— Так быстро, — меня колбасит. Господи, как же трясет, выворачивает, но кровь отливает от лица, и я поднимаю глаза. Смотрю прямо, даже улыбаюсь, хотя это действие причиняет боль. — Я была о тебе лучшего мнения.

Даже хмыкнула. Ну и идиотка же ты. Малолетняя ревнивая дурочка.