В его глазах был тот же вопрос, что и у Мирослава, только на его лице было больше страха. Он не знал, что делать, но видел только одно: разрыв в реальности не был чем-то, что можно было игнорировать.
— Бегите отсюда! — крикнул кто-то другой, уже в панике, с отчаянием в голосе.
Казалось, что этот мир рушится на глазах, а люди не понимали, что делать.
Мирослав пытался отступить назад, его тело было словно парализовано, а разрыв в реальности продолжал тянуть его к себе невидимой силой. Он чувствовал, как его внутренний мир рушится, и лишь безмерный ужас и неизвестность окружали его. Он не мог понять, что происходило. Вокруг всё становилось странным, нереальным, а его чувства были искажены до предела. Это не было просто физическим страхом. Это был крах, разрыв того, что он считал стабильным, очевидным. Его душа была в смятении, и он не знал, как реагировать.
Мирослав пытался удержать себя, его разум не мог принять происходящее, а тело не подчинялось его воле. Холодный, пронизывающий поток воздуха, словно проникал в него насквозь, лишая сил. Он ощущал, как его тело слабеет, каждый мускул становился тяжелым, каждый вдох превращался в тяжёлое бремя. Дыхание стало неровным, и голова кружилась, как если бы весь мир накренился, а он был в центре этой немыслимой бури.
Его пальцы отчаянно тянулись, пытаясь ухватиться за что-то реальное, ощутимое, но в ответ они касались лишь пустоты, исчезающей в ярком, слепящем свете, который поглощал всё вокруг. Свет был таким ярким, таким ослепляющим, что Мирослав чувствовал, как его мысли растворяются, как реальность уходит, а его самость рассыпается, теряя всякую форму. Боль, которая сжимала его грудь, стала невыносимой. И вот, в этот момент он попытался схватиться за что-то, но это было тщетно.
«Нет! Это невозможно!», — мысленно закричал он, чувствуя, как сама ткань реальности ускользает из его рук, как его разум распадается, а перед ним появляется пустота, необъяснимая и страшная.
Но что-то в глубине сознания мешало ему принять это как истину. Он не мог поверить, не мог осознать, что его мир, его жизнь, его представление о нормальности просто исчезают. Как так может быть? Как же так? Его реальность рушилась, но он всё ещё стоял там, словно привязанный к этому моменту, пытаясь понять, что происходит.
Отчаяние переполняло его, и это ощущение было одновременно знакомым и чуждым. Он был омегой, но это не давало ему ощущения стабильности, как когда-то. Все его инстинкты, его воспитание, его сама природа не могли дать ему уверенности в этом моменте. Он ощущал, как в нём начинает бурлить та самая потребность в защите, которую он всегда подавлял, пытаясь быть сильным. Но вот, в этой ситуации, на пороге безумия, он был просто беспомощным. Он пытался что-то контролировать, держать в руках, но чем сильнее он пытался, тем быстрее всё ускользало.
«Что происходит?», — его мысли метались, теряли смысл.
Он ощущал, как его тело начинает утопать в этом неведомом потоке, как будто реальность, сжимая его, затягивала его в какой-то внутренний вихрь. Он был слабым, беспомощным, и эти чувства подавляли его, лишая всякой надежды.
«Я должен проснуться, это просто сон. Кошмарный сон!» — мысли рвались, путаясь в голове.
Он хотел закрыть глаза, чтобы вырваться, уйти от этого кошмара, но не мог. Он не мог найти спасения в себе, потому что был застрявшим здесь, в этом моменте.
Тогда наступил момент, когда его мысли оборвались. Это был рывок вперёд, словно его бросили в ледяную реку, захватывающую его сознание. Вся реальность вокруг него сжалась в одну точку, и, несмотря на все его усилия понять, что происходит, Мирослав чувствовал, как его сознание обрывается, и его реальность исчезает, растворяясь в потоке света.
Он ощущал, как его тело, словно бесформенная масса, пролетало сквозь воздух, в котором не было ни порядка, ни смысла. Все было хаотично, как буря, поглотившая его сознание, и он, кажется, был лишь маленькой частицей в этом вихре. Звуки сливались, как жидкость, расплываясь и исчезая, цвета превращались в серую, неразборчивую кашу. Чувства — зрение, слух — утратили всякое значение, не зная, что захватывает их в этот момент: сами ли они существовали, или же стали просто абстракцией, созданной беспокойным, надрывным сознанием?
Всё вокруг его тела крутилось и вертелось, неслышно, но с безумной скоростью, как если бы мир стремился увековечить его мучение, сделать его частью этого невообразимого хаоса. Не было больше времени, не было пространства. Он не мог понять, как давно он двигался, как долго его тянуло в этом кошмаре, но вдруг, как если бы его самого рвануло на землю, всё резко прекратилось.