— Расскажи-ка мне о семье. У тебя же есть еще брат — Джон Пирсон-младший — так, кажется?
— Ну да, Джонни, — отозвался Фрэнк, вертя в руках бокал и устремив взгляд в центр стола. — Я взял его паспорт. Выкрал его. Джонни скоро девятнадцать, а подпись его я умею подделывать... довольно хорошо. Вы только не подумайте, что я делал это когда-нибудь раньше. — Фрэнк замолчал и мотнул головой, будто пытаясь сосредоточиться.
— Что ты сделал после того, как ушел из дома?
— Сел в самолет, полетел в Лондон, пробыл там дней пять, потом — в Париж.
— Ясно. Деньги у тебя были? Надеюсь, ты не подделывал чеков на имя брата?
— Что вы, нет, конечно. У меня были с собой наличные — тысячи две-три. Это не проблема, взял дома, я же умею открывать сейф.
В это время появилась мадам Аннет, чтобы сменить приборы и подать десерт — клубнику со взбитыми сливками в тарталетках.
Как только она ушла, Том поторопился возобновить разговор, пока Фрэнк снова не замкнулся в себе.
— А чем Джонни занимается?
— Учится в Гарварде. Но сейчас у него каникулы.
— А где у вас дом?
В глазах Фрэнка мелькнула растерянность, словно он не совсем понял, о чем его спрашивают.
— Штат Мэн, городок Кеннебанкпорт, — ответил он неуверенно.
— Насколько я припоминаю, вроде и похороны проходили в Мэне. Оттуда ты и дал деру? — полушутя спросил Том и был поражен испугом, мелькнувшим в глазах Фрэнка.
— Да, это время года мы всегда проводим в Кеннебанкпорте. Там и хоронили. После кремации.
Том хотел спросить, считает ли Фрэнк, что его отец действительно покончил с собой, но вовремя спохватился: вопрос прозвучал бы бестактно, ведь им двигало простое любопытство.
— А как мама? — вместо этого спросил он таким тоном, как будто справляется о самочувствии хорошо знакомого человека.
— Ну... она очень хорошенькая, хотя ей уже сорок с чем-то. Светловолосая.
— Ты с ней ладишь?
— Вполне. Она веселая — совсем не такая... не такая, каким был мой отец. Любит общество, политикой интересуется.
— Да? А за кого она голосует?
— За республиканцев, — отозвался мальчик и улыбнулся Тому.
— У твоего отца, кажется, она — вторая жена?
— Верно, вторая.
— Ты дал знать матери, где находишься?
— Н-нет... Оставил, правда, записку, что уехал в Новый Орлеан, потому что они знают, как мне нравится этот город. Я несколько раз ездил туда один и жил в отеле «Монтелеоне». Мне пришлось идти до автобусной остановки пешком. Если бы я попросил Юджина — это наш шофер — отвезти меня на станцию, то они бы скоро выяснили, что я уехал не в Новый Орлеан, так что я дошел до остановки, добрался до Бангора на автобусе, оттуда — в Нью-Йорк, и на самолет. Можно я закурю? — спросил Фрэнк и взял сигарету из серебряной чащи. — Наверняка родные позвонили в отель, обнаружили, что меня там нет, ну и... подняли шум. Я знаю из «Трибьюн», я здесь иногда покупаю эту газету.
— И через сколько дней после похорон ты уехал?
— Кажется, через неделю или чуть больше, — неуверенно ответил Фрэнк.
— Отчего бы тебе не послать матери телеграмму, чтобы она знала, где ты? По-моему, все время прятаться довольно скучно, разве я не прав?
«Может, и не прав, — подумал Том. — Может, ему такая игра интересней».
— В настоящий момент у меня нет... нет желания общаться с родными. Хочу пожить сам по себе. Быть свободным, — произнес Фрэнк.
Том задумчиво кивнул:
— По крайней мере, теперь мне понятно, почему у тебя волосы топорщатся — ты привык делать пробор слева, а теперь причесываешься, как Джонни.
— Ну да.
Прошла мадам Аннет с подносом — кофе был сервирован в соседней комнате. Мужчины встали. Том взглянул на часы, еще не было десяти... «С чего это Фрэнк Пирсон решил, будто Том Рипли отнесется к нему с пониманием? — подумал Том. — Не потому ли, что парнишка вычитал в старых газетах, что у мистера Рипли довольно сомнительная репутация? Может быть, на совести Фрэнка тоже какой-то неприглядный поступок? Может, это он убил своего отца? Столкнул его кресло со скалы, например?»
Том неловко прокашлялся и направился к кофейному столику. Неприятная мысль, что и говорить. Если честно, то, пожалуй, она уже приходила ему в голову. В любом случае не следует ничего вытягивать из паренька, пускай сам расскажет — если захочет и когда захочет.
— Ну, давай пить кофе, — бодро сказал он вслух.
— Может, вы считаете, что мне пора уходить? — спросил Фрэнк — он, видимо, заметил, как Том посмотрел на часы.
— Вовсе нет, я думал об Элоизе. Она обещала вернуться к полуночи, но до полуночи еще далеко. Присаживайся.
Том достал из бара бутылку бренди: чем больше у Фрэнка развяжется язык, тем лучше, а обратно его можно будет отвезти на машине.
— Я уйду до прихода вашей жены, — сказал Фрэнк.
Том про себя подумал, что это будет правильно, ведь не исключено, что Элоиза тоже сможет догадаться о том, кто такой этот мальчик!
— Как это ни печально, Фрэнк, но зону поисков обязательно расширят. Может быть, им уже известно, что ты во Франции? — спросил он вслух.
— Откуда мне знать?!
— Сиди спокойно. Наверняка так оно и есть. Возможно, как только обшарят Париж, доберутся и до Море.
— На мне же рабочая одежда, да и имя другое.
«Похищение! — подумал Том. — Точно: не сегодня-завтра кто-нибудь может его схватить и потребовать у семьи выкуп!» Том не собирался напоминать Фрэнку о похищении сына миллионера Гетти — и о поисках, которые, несмотря на интенсивную работу всех спецслужб, до сих пор не дали никаких результатов. Чтобы доказать, что мальчик действительно в их руках, похитители прислали мочку его уха, и им уже заплатили три миллиона. Фрэнк Пирсон был для таких, как они, не менее лакомым кусочком. Если бандиты его опознают первыми — а они наверняка будут искать его с большим рвением, чем кто-либо, — то непременно его схватят. Они прекрасно знают, что смогут получить за него гораздо большую сумму, чем вознаграждение от семьи, на которое можно рассчитывать в случае передачи его в руки полиции.
— Зачем ты взял паспорт брата? — спросил Том. — У тебя разве нет своего?
— Есть. Только что получил. Не знаю зачем. Может, оттого, что Джонни старше и мне так спокойнее. Мы с ним похожи. Только у него волосы светлее, — ответил Фрэнк и, словно стыдясь содеянного, скривил рот.
— Вы с братом дружны? Он тебе нравится?
— Ну да, а как же иначе?
Фрэнк поднял глаза, и Том понял, что паренек говорит правду.
— Ну а с отцом? Какие у тебя были отношения с ним?
— Мне трудно сейчас говорить об этом — после... после того, как... — проговорил Фрэнк, отворачиваясь.
Том выжидательно молчал.
— Сначала отец хотел заинтересовать делами своей компании Джонни, а потом... потом взялся и за меня. В школу бизнеса при Гарварде Джонни не прошел, наверное, потому, что не хотел. Знаете, чем он по-настоящему интересуется? Фотографией!
Последнее слово Фрэнк произнес округлив глаза, будто это занятие было чем-то из ряда вон выходящим.
— Тогда отец принялся за меня. Это началось больше года тому назад. Я все время отнекивался, говорил, что не уверен в себе, что это слишком ответственное дело... Ну вот скажите, зачем мне это? Ради чего я должен отдавать этому всю жизнь?! — Карие глаза Фрэнка гневно блеснули. Том продолжал молчать.
— Так что... откровенно говоря, не ладили мы с ним.
Фрэнк взял чашку с кофе. Он не стал для храбрости пить бренди, первые минуты робости прошли, и он говорил почти не запинаясь.
Однако время шло, а Фрэнк все молчал. Том догадывался, что для мальчика этот разговор мучителен, и из жалости к нему решил переменить тему:
— Я заметил, что ты смотрел на Дерватта, — проговорил он, кивая в сторону картины «Мужчина в кресле». — Нравится? Это мое любимое полотно.
— Оно мне незнакомо. А вот ту я видел — в каталоге, — сказал Фрэнк, смотря через плечо на другую картину — «Красные стулья». Ее действительно писал Дерватт, и Том тотчас догадался, какой именно каталог имеет в виду Фрэнк — последнее издание, выпущенное Бакмастерской галереей. С недавних пор они приняли решение не включать в каталоги подделки.