— Нет, — вскрикнула Чжу. Ее испугало, что сознание Сюй Да вдруг стало уплывать. Как будто дух, знавший и любивший ее, уже покидал тело. Чжу охватило отчаянное желание схватить душу и силой вернуть на место. Обезумев на миг, Чжу поверила, что это возможно. Она же видит духов, почему же нельзя поймать одного из них? Может, из всех живущих эта власть дана только ей: кинуть вызов Небу и победить саму смерть силой воли.
Ее сотрясала ужасная дрожь. Она прижалась лбом ко лбу Сюй Да, словно пытаясь таким образом удержать его дух в теле. С самого начала, когда Чжу еще не стала собой, он был рядом. Невозможно представить мир без него. Чувствовать, как жизнь покидает Сюй Да в ее объятиях, было все равно что идти по берегу, который прямо под ногами утопает в непрерывно прибывающей приливной волне. Она кричала и боролась, но понимала: холодная неумолимая сила, отнимающая у нее друга, — это судьба.
Однако Чжу уже доводилось идти судьбе наперекор.
— Небо не может забрать тебя у меня. Не отдам. Не отдам!
Ей всегда было легко отстраниться от чужого несчастья. Чжу видела, как Чэнь Юлян содрал кожу с человека живьем, и сама посылала людей в бой, на смерть. У нее не дрогнула рука прикончить невинного ребенка, который мешал ее планам. За их муками она просто наблюдала, не подозревая даже, что чужая боль может быть более невыносимой, чем собственная. Теперь же она сопереживала страданиям человека, который почти всю жизнь был рядом с ней, принимал и защищал ее с самого начала. Любимого человека. Боль вгрызалась в беззащитное сердце, уничтожая Чжу вместе с Сюй Да. Но если боль одна на двоих, значит, и борются они с ней вместе? Чжу ведь может поделиться с ним волей к жизни, которой ей хватит на двоих? На тысячу! На целый мир!
Она баюкала его в объятиях, раскачивась вместе с кораблем. Их окатывала волна за волной. Крохотный огонек во тьме заливало сверху нескончаемыми потоками воды. Продрогшая Чжу могла только закрывать друга своим телом. Она не поняла, в какой миг ее воли все-таки не хватило. Глаза Сюй Да были все еще открыты, но вода смыла кровь, пузырившуся на его губах, — а новой так и не появилось. Чжу обнимала тело, которое покинули жизнь и дух.
Вот чем она пожертвовала ради своих желаний. Чжу знала, что, подняв глаза, увидит Сюй Да, стоящего по ту сторону завесы дождя. Охрипшим, неузнаваемым для себя самой голосом она поклялась ему:
— Все будет не зря.
18
За стенами Даду
Войско Оюана встало лагерем на краю голых, бурых зимних полей, окаймлявших город широкой дугой. Оюан никогда раньше не забирался так далеко на север. В Даду было суше, чем он представлял себе: снега всего по щиколотку. Идеально для начала войны. Эта мысль пришла без всякого чувства — ни радости, ни предвкушения. Просто наблюдение. За передним краем центральной армии раскинулись пригороды Даду со множеством усадеб и домов удовольствия. Все это тонуло в глубокой тени внешней городской стены. За ней скрывалась еще одна, ограждающая Императорский Город, и лишь внутри него, за последними воротами, находился дворец. Теперь больше ничего не стояло между Оюаном и его судьбой. Войско и три стены. Еще немножко.
Ветер, задувающий под закатанный полог его юрты, был зверски холодным. В иное время Оюана это раздражало бы, но теперь мир словно отдалился. У Оюана вообще есть тело? Он находился в коконе боли, отсекающей все остальное. Неутолимой. Не осталось преграды между ним и памятью, между ним и страданием. Самая страшная мука накатывала волнами. Каждый раз, поднимаясь на гребень одной волны, он думал, что не вынесет следующей, ибо это невыносимо, но передышка между волнами оказывалась в чем-то даже хуже — ложное облегчение, тогда как он жаждал настоящего.
Войско было потрепано и измотано долгим переходом из Интяня. Что-то — Оюан даже толком не помнил что, да и не хотел этого знать, — случилось с Чу в Цинъюане. Но, по крайней мере, у него остался упертый, до занудства надежный Гэн. Есть кому следить за порядком. У Оюана сложилось отчетливое впечатление, что войско не обрадовалось, когда он вернулся из Цинъюана один, и с еще меньшим энтузиазмом восприняло новость, что теперь они идут на Даду. Только что ему до чувств солдат. Его командиры подчинялись Гэну, Гэн — ему. А солдат гнали на войну кнутом: они — единый организм, ведомый волей Оюана.
Дела шли хорошо. Войско прорвало все линии обороны центральной армии Даду, отделявшие их от столицы. Причем потери, пускай и существенные, оказались меньше, чем предполагал Оюан. Для него стала сюрпризом крайне плохо организованная оборона центральной армии. Это не вязалось с тем, что генерал слышал о Главном Советнике как о командире. Словно обороной вообще никто не руководил.