Гэн с металлическим скрежетом вытащил меч. Баосян дернулся. На миг мир сузился до него и Оюана. Гэн вмешался, влез между ними и разбил хрупкое понимание, расстаться с которым Баосян был еще не готов.
Оюан стоял, покачиваясь. Он был мал, меньше, чем казался раньше. Баосян смог бы поднять его на руки вместе с доспехами. Но связь между ними прервалась, и теперь Оюан стал просто еще одним осколком мира, рассыпающегося на части под тяжестью желаний Баосяна.
Оюан упал, и Баосян его не подхватил.
Он рухнул навзничь, как разбитая кукла, обратив окровавленное, мрачное, прекрасное лицо к высокому потолку. На секунду слезы в его глазах засияли так, словно он был еще жив. Чудовищная гримаса боли исчезла. Последний отпечаток чувства на его лице — след в пыли, которую вот-вот разнесет ветер, — выражал горе, которому нет равных в мире.
Баосян понял, что все еще сжимает сломанный меч генерала. Вмятинки от пальцев на кожаной рукояти не совпадали — руки у Оюана были меньше. С самого детства Баосян мечтал находиться рядом с братом, но его место без единого усилия занял Оюан. На Баосяна евнух смотрел с тем же неодобрением, что и Эсень. Ну а выросший Оюан обладал всем, чего недоставало самому Баосяну.
Но теперь, когда исчезли яростный воинский дух Оюана и его бесчеловечная способность к насилию, уже ничто не противоречило реальности — осталось хрупкое, истерзанное, искалеченное тело, медленно тонущее в луже тьмы, растекающейся вокруг.
— Оставьте меня.
Дверь затворилась, и зал вместе с телами погибших погрузился во мрак. Белые лепестки со срезанных ветвей порхали как призраки, подхваченные сквозняком, и опускались на пол, отражаясь в серебристых стенах. Высоко над головой мерцал серебряный свод. Точно звездное небо, смутный блеск сквозь надвигающуюся бурю.
Этого момента Баосян ждал, предвкушая, как расквитается за все свои страдания, — и наконец наступит облегчение.
Зал с исполинскими колоннами, обвитыми резными драконами, был пуст и одновременно полон — в нем мерцали призраки. Поднимаясь по ступенькам к трону, Баосян знал, что один из мертвецов наблюдает за ним. Эсень здесь, отделенный от него не более чем тенью — тончайшей преградой меж двух миров — и его можно призвать. Заставить показаться.
Власть призывать духов сродни власти убивать собственными руками, подумалось Баосяну. Близкая жестокая связь. До того как Баосян обрел Мандат, ему было не под силу кроить мир как вздумается. Он не смог бы вызвать дух Эсеня. Теперь у него такая власть появилась. Тьма искушала. Разрушительная мощь нарастала в нем, пока он, дрожа, стоял перед троном. Запятнанные кровью тронные драконы едва мерцали во мраке.
Баосян уселся на трон. Его буквально распирало болезненное яростное ликование. Трясло как в лихорадке.
Он оправдал всеобщие ожидания: стал тем, чего они боялись, что ненавидели, чего сторонились, с чем боролись. Баосян каждым своим вздохом и делом позорил предков, а теперь он — центр мира. Баосян стал Сыном Неба — но не тем солнцем, что приносит жизнь. Он был солнцем, сокрытым затмением, сосущим свет и жизнь мироздания. Луной, пожирающей солнце. Это его стремительно надвигающаяся тень выпила силы из мира. Он — Великий Хан с порченой кровью. Великий Хан, который ползал на коленях, унижался, отдавался, подвергался побоям; Великий Хан слабости, трусости, предательства, жестокости, позора и страха. Все доброе, благородное, достойное умерло в нем.
Тьма поглощала его. Она выпила весь свет, и тень пала на окровавленные тела у ног Баосяна — Великого Хана, стражей, Оюана. Во тьме было пусто. Он остался один.
Предвкушение достигло апогея, слаще и больнее, чем можно вообразить. От этого ощущения голова шла кругом. Казалось, он видит себя издалека, со стороны.
— Эсень! Я знаю, что ты здесь. Приди, полюбуйся на меня. Достоин я твоей ненависти? Превзошел твои ожидания?
Его радость основывалась на чистой жажде гармонии: вот сейчас боль Эсеня сравняется с его болью, наступит некое великое космическое равновесие, а с ним — свобода.
— Эсень! — снова позвал он.
Сквозь приоткрытые створки огромных дверей ворвался ветер с незнакомым острым запахом снега. Белые цветы закачались.