«Думай», — приказала она самой себе.
Чжу остановилась, и боль в ребрах переместилась куда-то в солнечное сплетение. Стало трудней не замечать это тянущее чувство где-то глубоко внутри, в самом центре ее существа. Оно выворачивало все нутро… И вдруг она поняла. Эта боль! Это ведь не резь от сломанных ребер, врезающихся в легкие, а знакомое ощущение, будто кто-то задел натянутые струны вселенной. В прошлый раз такое с ней было здесь же, в Бяньляне, когда она спасалась бегством и конь уносил ее прочь от…
Она резко развернулась и уставилась на маленькую постройку в дальнем конце двора. Дверь была нараспашку.
Внутри, во тьме, колыхалось что-то белое. Белые лица, белые одежды, черные взгляды пустых глаз.
Оюановы призраки!
Чжу осторожно перешагнула порог. Она не знала, для чего изначально предназначалась эта комната, но сейчас тут жили, как и везде. Постели были скомканы — люди в спешке выбегали по тревоге. Шлемы и бутыли с водой валялись на полу. В комнате не оказалось ни одной живой души — именно живой. Призраки толпились тесным кружком поодаль, точно стая рыб, пойманная в невидимую сеть. К удивлению Чжу, крайние по пояс утопали в полу.
Спустя миг она громко рассмеялась: да они же стоят над Оюаном. Это — верхушка призрачной сферы. Ей никогда не приходило в голову, что духи окружают облаком спящего Оюана. Чжу обошла призраков, содрогаясь от холода, по обломкам добралась до двери в противоположной стене комнаты. Каменные ступени уходили вниз, оттуда веяло подземельем. Она поплотнее затянула шарф на лице и стала спускаться.
У основания лестницы располагалась небольшая каморка с креслом и грудой приспособлений неприятного вида, к облегчению Чжу, покрытых слоем пыли. Дальше по коридору кто-то разговаривал на повышенных тонах. Чжу быстро нырнула за кресло. Осмотрелась. Камер было не рассмотреть, длинный ряд засовов тонул в полумраке.
В самом конце ряда стоял один-единственный стражник и ругался по-ханьски.
— Раскомандовался! Не имеешь права приказывать генералу Шао. Он тут начальник.
Он стоял, втянув голову в плечи, словно какой-то животной частью себя понимал, что стоит в самой гуще призраков, и был совсем этому не рад.
— Если город горит, значит, плохой из него начальник, не так ли?
Чжу поежилась, почти что с восхищением узнав характерный голос Оюана. Он резал слух еще больше, чем ей помнилось. Но хотя бы ненависть, звучащая в этом голосе, была направлена не на нее.
Сверху, с лестницы, донеслись тревожные крики, потянуло едким древесным дымом.
— Это у тебя называется «все в порядке»? — рявкнул Оюан. — Выпусти меня, ты, дерьмо на палочке!
Стражник подобрался и отступил от решетки.
Оюан сказал убийственным тоном:
— Даже не взду…
Но стражник уже спешил к выходу мимо укрытия Чжу. Гулко хлопнула дверь наверху.
Оюан выплюнул грубое монгольское ругательство. Духи, зависшие под дверью камеры, пошли рябью — сила его злобы и отчаяния всколыхнула их, как ветер — водную гладь.
У Чжу защипало глаза. Запах дыма усиливался, призраков в дальнем конце коридора было уже не различить. Она выскользнула из каморки и торопливо пошла вдоль камер. Первая была пуста, вторая, как ей сначала показалось, тоже — но тут ее нагнал неудержимый ужас и захватил все внимание. В той камере томился призрак, однако глаза его, в отличие от черных, пустых, бесцельных глаз обычных духов, оказались полны ненависти и голода. Зубы у него были острыми, и замершая на месте Чжу ощутила, как прокатывается сквозь нее тошнотворной ледяной волной чистый ужас.
Вдруг вспомнились те неприятные инструменты у входа. В застенках люди часто умирают очень нехорошей смертью, оставляя после себя искалеченные тела — и вот, наверное, что получается в результате. Голодный дух, который хочет жрать. О таких чудовищах ходит много баек, но вживую Чжу ни разу их не видела. До сего момента. Да и век бы такого не видеть.
Передернувшись всем телом, Чжу проскочила мимо третьей и четвертой клеток, которые оказались пусты, и тут у нее подпрыгнуло сердце — она увидела знакомые лица!
Ма выступила вперед и, плача, прижалась к решетке. Чжу пронзило такое острое облегчение, будто это ребра снова дали о себе знать. Надо же, она, оказывается, страшно волновалась.
Прекрасное лицо Ма было выпачкано сажей и залито слезами.
— Ты здесь…
— Конечно, я здесь! — возмущенно ответила Чжу. Она схватила протянутую руку Ма и ласково сжала ее. — Мне ради тебя с верблюда прыгать пришлось, Ма Сюин. С верблюда! Знаешь, как высоко? Целое приключение. Шелковые свертки подожгли здание, пламя перекинулось на весь город. Сработало безупречно.