— У неё плоская задница? — Да, вот такая я дрянь, мне приятно любое плохое слово, сказанное в адрес соперницы.
— Плоские мозги — плоская задница, — серьёзно провозгласил Резник. Тоже мне, научный тезис.
— Ты жутко самоуверен.
— Когда результат?
— Чего?
— Конкурса.
— Через несколько дней. Из десяти полуфиналистов останутся трое. Эти счастливчики выберут по одной работе для фойе галереи. Посетители…
— Знаю, я бывал у Лиознова. Работы трёх финалистов вешают в фойе, а под ними ставят прозрачные цилиндры с щелью наверху. Посетителям галереи выдают жетон, и они кидают его в цилиндр под той работой, которая им особенно понравилась. Художник, набравший больше всего жетонов, получает место в зале молодых талантов на следующие три месяца. Ты уже приготовила работу для фойе?
Удивлённо моргнув, я уставилась на Резника. Он расписал весь процесс так тщательно, словно пытался доказать свою осведомлённость.
Я вращаюсь в компании художников и порой забываю, как разговаривать с обычными смертными. Однако Резник вдруг показался странно знакомым, словно приземлился прямо в центре узкого круга моих друзей. Пришлось напомнить себе, что это не так. Что у нас нет ничего общего.
— Да, так и есть. Откуда ты знаешь правила конкурса?
Резник пожал плечами и подмигнул баристе, поставившей перед ним кофе.
— Мы с тобой творческие люди, поэтому немудрено, что у нас есть общие знакомые. Мой приятель Арк Молой — знаешь его? — выставлялся у Лиознова прошлым летом.
Последние слова мы сказали хором и тут же рассмеялись.
Странно, но факт: мы с Резником нашли что-то общее. Точки соприкосновения.
Почему-то от слова «соприкосновение» стало не по себе.
Или от пристального мужского взгляда.
Или от кофеина.
— Что с тобой не так, Туманова? — спросил он задумчиво, скользя по мне синим взглядом.
— В каком смысле? — голос выдал волнение, причину которого я не знала.
— Почему ты до сих пор не выставлялась в приличной галерее? Как никак, возраст не скроешь, мы с тобой вместе учились. В школе ты неслась на всех парах — получала стипендии, призы на городских выставках, да и в академии не дремала.
Сглотнув, я отвернулась к окну. В школе я получила всего один значительный приз, и то за работу, вспоминать о которой не хочу. Не сейчас. Не под прицельным взглядом Резника.
Да и вообще — он слишком многое обо мне знает.
— Колись, Туманова! — усмехнулся бывший одноклассник, дёрнув меня за рукав. — Что с тобой не так?
Именно из-за такой бесцеремонной наглости я и не хожу на вечера встреч. Кто-то ведь обязательно спросит, чем я зарабатываю на жизнь. «Уроками рисования? Как мило. Неужели хватает на жизнь? А картины продаёшь? Были личные выставки?»
От этих вопросов жарко и тошно одновременно.
Я не знаю, что со мной не так.
— Рада была повидаться, Резник.
Поднимаюсь и застёгиваю пальто, прижимая к груди портфолио моих работ. Резник смотрит на выглянувшие наружу фотографии, хмурясь, словно собираясь что-то спросить, но в этот момент к нам подходит парень.
— Извини, Резник, не подпишешь? — кладёт на стол мятую тетрадь. Одноклассник хмурится, но берёт предложенную ручку.
Склоняюсь над столом, чтобы прочитать неразборчивый почерк.
Анатомия твоего кошмара
Резник
Что??
Плюхаюсь обратно на стул. Такое ощущение, что я попала в параллельный мир.
— Что это было? — шепчу непонимающе, когда парень отходит.
Резник придвигается ко мне и с ухмылкой объясняет:
— Это называется автограф. У меня попросили автограф. Такое случается, знаешь? Судя по всему, туманную принцессу действительно не интересуют одноклассники.
— Ты… у вас с друзьями была группа… Ты играл на гитаре и пел…
— Всё ещё играем, — кивает он. — Теперь группа называется «Анатомия кошмара». Металкор и маткор(1).
Моя очередь кивать, хотя я не поняла последние слова. Вспоминаю жуткий шум их так называемой музыки на школьных концертах. При этом многие фанатели, а уж девчонки… да и сейчас, судя по всему, дела идут отлично, раз уж Резника узнали в кафе. Получается, Успенская пожертвовала шансом соблазнить Лиознова ради внимания звезды какого-то там металла.