— Боже, да здесь, как тысячу лет назад…
— Больше. Десять тысяч. Тридцать, сорок.
Они смотрели на снежный покров. На вершинах блестел лед. Они стояли у Материнской Жилы. Хижины и проржавевшие металлические конструкции давным-давно рухнули, а на их месте возвышались грубо вытесанные деревянные лачуги, кругом валялись камни для примитивных инструментов и стояли гниющие остовы хижины. Улицы напоминали навозные кучи и везде, куда бы не сворачивали люди, они видели тотемные столбы, оленьи рога, помещенные на валунах, медвежьи головы на толстых колах, горы костей, и скелеты, поставленные в безумные позы.
Завывал ветер.
— Они регрессировали.
Люди повернулись к Аккуму.
— В сознании. Отошли обратно к тому порогу, за которым люди превращаются в животных. Ведь они действительно напоминают животных…
— Они им молились.
На сей раз все повернулись к Оуэнзу.
— Культ смерти.
— Сюда!
Кто-то кричал из туннеля.
Слотер двинулся к провалу в горе, за ним шли остальные.
Увидели рисунки на выкрашенной и выкрошенной стене скалы. Краски: охра, черная и зеленая. Звери: медведь и олень. Антилопа, застывшая в молчаливом безмолвии, — красота. За ней вслед летели дубинки и камни, стараясь попасть…
— Боже, как прекрасно.
Фонари выхватывали из темноты то встающего после зимней спячки медведя, то антилопу и оленя.
Люди двигались по туннелю все дальше и дальше. Слотер задержался.
— Что с тобой? — спросила Мардж.
— Заешь, с тех самых пор, как все закончилось, я чувствую себя по-другому.
— Лучше?
— Думаю, да. Но вот чего я тебе раньше не говорил: когда я побежал к грузовику, то чувствовал, что меня словно кто-то принуждает это сделать, что это не я иду, а меня ведут.
— Прости, но я не…
— Я тоже не понимаю, но у меня возникло такое чувство, будто я уже давным-давно делал нечто подобное.
Мардж молча смотрела на Натана.
— Парсонз.
— Он делал то, что считал необходимым. Его я не виню. Все ерунда.
— Аккум.
— Он уедет.
— Оуэнз.
— Не прикоснется ни к одному животному.
— А Данлоп?
— Нет, — услышали они откуда-то из туннеля. — Нет.
Они пошли дальше и увидели склеп, место погребения, где трупы лежали, обвешанные бусами, кусочками еды, оружием, казалось, они только и ждут момента, когда смогут возвратиться, как остальные, из глубокой вирусной комы.
— Разумеется, поклонение смерти, — сказал Слотер. — Ведь для них ее не существовало. Они это чувствовали. И постоянно возвращались…
— Но другие-то нет.
Дальше лежали скелеты, покрытые личинками трупы и «живые», которые вскорости должны были «умереть».
Вонь была ужасающей, она проникала глубоко в легкие пришельцев, вызывала приливы тошноты.
Мужчины с трудом сдерживались, глотая слюну.
— Данлоп?
Его не было.
Слотер увидел какой-то вход и двинулся туда: войдя, увидел Данлопа. Перед ним открылась удивительная картина.
Луч фонаря скользнул по красному «корвету». Неуместность в подобном месте этой машины ужасала: как ее подняли на эту высоту и какой приступ сумасшествия заставил Куиллера приказать тащить сюда автомобиль?
Это и была красная, тронная зала, за рулем «корвета» сидел гниющий Куиллер, его разлагающиеся руки были положены на руль, — он правил в вечность, запрокинув назад увенчанную рогами голову.
Данлоп, не мигая, глядел в сторону.
Слотер направил вверх луч фонаря. И там, возле потолка, поворачиваясь, искоса поглядывая огромными круглыми глазами, виднелись очертания ночного кошмара — оленьи рога, волчий хвост…
Слотер отвел взгляд и повернулся к Данлопу.
— Эй, что?..
Но он знал, что Данлоп не ответит. Он пребывал в другом времени…
Слотер протянул руку, чтобы дотронуться, но Гордон рухнул на колени, поставив руки на красный «Корвет».
Слотер оглянулся. Увидел Мардж, Аккума и остальных.
— О, мой Бог.
Но говорил вовсе не Слотер. Данлоп.
— О, мой Бог, — откликнулось эхо. Успокоившись, наконец, он отыскал свой репортаж.
111
Слотер сидел на крыльце, слушая, как в кухне возится с готовкой Мардж, и наблюдая за тем, как Данлоп, сидя в кресле-качалке, смотрит на далекие горы.
— О, мой Бог, — произнес мужчина, хотя в последнее время говорил он это нечасто. Натан отпил пива из банки и, встав, поправил одеяло, прикрывавшее Гордона.