— Ваня, ты как, цел? — Наконец оставив меня, Лазарь Селивёрстович принялся за Чумакова.
— Цел, товарищ Контролёр! — отрапортовал дедуля, и они тоже крепко обнялись.
Товарищ Летнаб, он же Петров Петр Петрович, стоял чуть в стороне, суровый, но даже в уголках его глаз читалось что-то похожее на облегчение. Ну, а его мысли не отличались разнообразием — сейчас каждый, даже самый распоследний красноармеец на нашей секретной базе был рад нашему возвращению. Ведь вернуться живым из-за линии фронта — не это ли настоящее Чудо?
— Ну что, герои? — Чуть хрипловатый голос летнаба перекрыл общий гомон. — Первым делом на кухню?
— Да, пожрать бы не мешало! — Выразительно погладил урчащий живот коротышка. — После всех приключений аппетит разыгрался — просто жуть! — громогласно рыкнул он, невзирая не мелкий рост.
Кто-то засмеялся, кто-то выругался от неожиданности, но все понимали, что прибывшие со мной и Ваней — это не совсем обычные, а, вернее совсем необычные люди. Если они вообще люди… Запах казарменной кухни, крепкие рукопожатия, смех — после всех мытарств наша секретная база в Подмосковье казалось почти райским уголком.
Когда мы зашли за ворота, товарищ Контролёр кивнул в сторону здания:
Сначала баня или ужин?
— Сначала жрать, а потом уже всё остальное! — безапелляционно проревел Черномор.
— И откуда у нас такой грозный товарищ взялся? Субординация не для него? — безобидно поинтересовался Фролов, кинув оценивающий взгляд на коротышку.
— Ты его недооцениваешь, товарищ Контролёр, — усмехнувшись, произнёс я. — А субординации я его научу…
— Тогда прибавим хода, товарищ Борода! — рассмеялся Лазарь Селивестрович, направляясь к столовой.
И мы пошли за ним, наконец зная, что хотя бы на эту ночь война для нас закончилась. Столовая встретила нас густым паром от горячих щей и звоном металлических мисок. Повар — коренастый красноармеец с вечно засаленным фартуком — уже накладывал порции, бросая оценивающие взгляды на вошедших.
Мы уселись за длинный стол, и Черномор, не дожидаясь приглашения, тут же вцепился в хлеб, а после принялся уплетать щи, будто боялся, что их сейчас отнимут.
— Да не спеши ты, оглашенный! — фыркнул Фролов, но коротышка только оскалился в ответ, демонстрируя полный рот капусты, застрявшей в зубах.
Я отхлебнул горячего бульона, и тело сразу отозвалось благодарным теплом. Ваня Чумаков ел молча, но по тому, как он ковырял ложкой в тарелке, было видно, что его мысли где-то далеко.
— Опять у тебя в голове черти водят хороводы? — спросил я, наклоняясь к нему поближе.
— Да нет… — Мой молодой дедуля неожиданно вздохнул. — Просто думаю, как там Акулина, и сколько еще таких спокойных ночей у нас еще будет?
Тишина повисла на мгновение. Даже Черномор перестал чавкать, с интересом уставившись на Чумакова.
— Будет, Ваня, будет! Столько, сколько нужно! — неожиданно произнёс Фролов. — Вот фрица побьём и еще устанешь от такого спокойствия!
После ужина мы отправились в баню. Горячий пар, хлесткие веники, струящаяся по деревянным полкам вода — это было настоящее блаженство.
— Ну, что, Борода, теперь рассказывай, — Фролов, распаренный, как рак, уселся на лавку напротив. — Как ты таков будешь? И не думай плохого — я просто познакомиться хочу…
— Черномор! — произнёс довольный карлик, помахивая веником.
— Черномор? Серьёзно? Как у Пушкина?
Я задумался, глядя на клубы пара, но услышал их разговор краем уха:
— Ты не смотри, Лазарь Селивёрстович, что он ростом мал… Так-то Черномор особенный…
— А я его чувствую, — неожиданно произнёс Петров, плеснув на каменку еще ковш воды. — Будто кто-то холодный за спиной стоит…
Вот я убедился в очередной раз, что товарищ Летнаб очень непростой человек, хотя никакого задатка в нём я так и не чувствовал, но его просто невообразимая реакция и чувствительность к магии меня поражали.
— Он безвредный, — усмехнулся я, — вроде…
— То есть, ты не уверен? — Фролов удивлённо приподнял одну бровь.
— В этой войне ни в чем нельзя быть уверенным, — ответил я и тоже плеснул воду на раскаленные камни. — Горячий пар взмыл вверх, скрыв лица друзей, боевых товарищей и соратников. — Для своих- безвреден… А фрицев он пачками жрёт и не давится!
— Ладно, шутник, — отмахнулся от меня Лазарь Селивёрстович. — Главное, что ты его контролируешь…