— А такой что, существует? — с изумлением произнёс старик.
— Я надеюсь, что с вашей помощью, Душан, мы его напишем.
— С моей помощью? — практически впал в прострацию пожилой серб. — Я не верю — это просто немыслимо!
— Скоро очень и очень многое изменится, старина, — многозначительно заявил Матиас, — только для начала нам надо найти что-нибудь повесомее старинного обломка черепа вурдалака! И после нашей встречи я уже начинаю верить, что Фортуна сегодня на нашей стороне! А сейчас давайте продолжим разбираться с вашими бумагами.
— Документов о существовании вурдалаков на моей родине во времена турецкого правления мне найти не удалось, — виновато произнёс Костич. — Поэтому первые сведения о кровососах совпадают с освобождением Сербии от власти Османской империи[2]. И буквально в первые же годы существования Сербского королевства страну поразили две мощные вспышки вампиризма в 1725-ом и 1731–1732-ом годах.
— Я читал об этом, когда готовился к экспедиции, — согласился со стариком Матиас. — Однако австрийские чиновники и военные медики составляли отчеты, которые затем перерабатывались немецкими, французскими и английскими писателями, приукрасившими и без того экзотические «суеверия» ваших земель. К примеру, один австрийский врач, не знавший сербского языка, описал неразложившийся труп как «раздувшегося кровососа», неправильно поняв употребленное крестьянами слово — Шаргородский, — усмехнулся профессор Грейс. — И такие грубейшие ошибки встречаются сплошь и рядом.
— Да, недоразумения встречаются, — не стал спорить Душан. — Однако сообщения, посылаемые из Сербии официально уполномоченными на то лицами, лаконичны и сухи, но они вселили настоящий ужас в моё сердце, — продолжил старик, перебирая бумажки в папке. — Вот, например, отчет камерал-провизора[3] Фромбальда от 21 июля 1725 года. Вот что он упомянул в донесении об умершем крестьянине по имени Петар Благоевич из села Кисильево: дескать, живой мертвец «приходил к ним во сне, ложился на них и давил таким образом, что они поневоле лишались дыхания» и затем умирали. А вот как Фромбальд описывал увиденное им в гробу тело: оно было весьма свежим — «лицо, руки и ноги, и все туловище имели такой вид, что и при жизни не могли бы выглядеть лучше», при этом «во рту его я не без удивления заметил некоторое количество свежей крови, каковую, по общему показанию, он высосал из убитых» им жертв…
— Весьма подробно, — оценил документ Матиас, пробегая глазами по пожелтевшей бумаге. — Самое необычное в этом описании, господа, что восставший из гроба вурдалак требовал у своей вдовы башмаки, которые он ей подарил на свадьбу.
После этого бумаги, собранные Душаном пошли по рукам эсэсовцев. Следующим свидетельством, с которым довелось ознакомиться гауптштурмфюреру СС, оказался документ, описывающий случай появления вампира осенью 1731 г. в деревне Медведжа. Посланный туда имперский врач-эпидемиолог Глазер докладывал в своем рапорте от 12 декабря 1731 года о вскрытии десяти могил людей, подозреваемых в вампиризме.
Одна из них, женщина лет пятидесяти, по имени Милица, обладавшая при жизни тощим сложением, «пролежав семь недель в могиле, глубоко в почве, необходимо должна была наполовину разложиться; однако же во рту ее обнаружена была яркая свежая кровь, что текла изо рта и носа, и была она полнее, нежели при жизни, и наполнена кровью, что показалось мне подозрительным».
В прочих могилах были найдены либо разложившиеся трупы, либо лица, оставленные доктором на «подозрении». Пострадавшие от вампира — целых 13-ть человек, умершие за последние шесть недель, по словам очевидцев, жаловались на «колотье в боках, одышку и страдали от лихорадки и ломоты в конечностях».
Сами крестьяне обратили внимание ученого австрийца на следующий факт: «Младшие годами, и быстрее умершие от болезни, и меньше пролежавшие в могиле, находятся в худшем состоянии и истлевают, другие же не разлагаются». Глазер вынужден был признать это рассуждение «не лишенным оснований» и просить вышестоящие инстанции выдать санкцию на расправу с подозрительными трупами.
Рапорт доктора весьма озадачил австрийские власти, и в Медееджу была направлена новая комиссия. Ее возглавлял военный хирург Иоганн Флюкингер, которому подчинялись офицеры Линдельфельс и Бюттенер и военные медики Зигель и Баумгартен. Комиссия прибыла в деревню 7 января 1732 года. Плодом ее работы стал протокол «Visum et repertum» («При осмотре установлено»). Участники комиссии были впоследствии рекомендованы к награде, а протокол доведен до сведения Карла Александра, герцога Вюртембергского, управлявшего Сербским королевством, и прусского короля Фридриха Вильгельма I.