И я понял — не просто так прародитель явился нам в комнату, и не просто так пообещал свою помощь. Мне пришлось вцепиться в комод, чтобы не упасть, когда комната внезапно качнулась, словно палуба корабля в шторм.
— Что… что происходит? — прошептала Глаша, ее лицо было мокрым от слез и пота. Вольга Всеславич не ответил. Он уже склонился над невесткой, а его полупрозрачные руки легли на её раздувшийся живот. От прикосновения древнего волхва кожа жены начала… светиться. Сначала слабым голубоватым отсветом, потом все ярче, пока не стала похожа на пергаментный фонарь с бьющимся внутри пламенем.
— Дед, что ты…
— Тихо! — рявкнул он, не отрывая взгляда от живота. — Не под руку… Сейчас тебе будет очень больно, девочка моя, — предупредил Вольга Всеславич, и в его голосе впервые прозвучало что-то вроде жалости. — Но ты должна сама пережить это…
Глаша застонала, ее тело выгнулось в неестественной судороге. Ослепительная вспышка света разрезала тьму, и мир на мгновение словно бы раскололся. Комната заполнилась грохотом, будто где-то рядом рушились скалы. Я упал на пол, оглушённый и ослеплённый.
Последнее, что я увидел перед тем, как комната взорвалась ослепительным светом — как прародитель моего рода разорвал, как мне показалось, саму ткань пространства своими скрюченными пальцами, и сквозь эту дыру хлынул настоящий океан силы — незнакомый, древний, и пахнущий отчего-то тиной и медью.
Когда зрение вернулось, передо мной предстало нечто странное — Глаша парила в воздухе! Её тело, всё ещё изогнутое в мучительной судороге, медленно вращалось, омываемое потоком силы, призванной духом прародителя. Вольга Всеславич стоял рядом, его тень теперь казалась плотнее, почти материальной. Руки предка были подняты в странном ритуальном жесте, а глаза — яростно горели.
Комната наполнилась густым ароматом полыни и мокрого камня. Прародитель распахнул руки, и его тень вдруг вытянулась по стенам и побежала по потолку. Глаша ахнула — её живот теперь был обвит синеватыми прожилками, пульсирующими в такт её учащённому сердцебиению. Она содрогнулась, её тело напряглось в последней мучительной судороге — и вдруг… всё затихло.
Воздух в комнате стал тяжелым, словно перед грозой. Её живот, ещё секунду назад будто готовый лопнуть, начал медленно опадать. Кожа, растянутая до предела, постепенно возвращалась в нормальное состояние, а пугающие выпуклости под ней исчезли, будто их и не было.
— Что… вы сделали? — прошептала Глаша, вернувшись обратно на кровать.
Вольга Всеславич отступил на шаг, его жёлтые глаза сузились:
— Кровь Ящера получила свою жертву, а ваш малыш — успокоился. Его время действительно ещё не пришло.
Я подбежал к жене и осторожно обнял её за плечи. Её тело дрожало, но боли уже не было — только глубокая, неестественная усталость.
— Значит, наш ребенок не родится сегодня? — Я не мог этого не спросить.
— Нет, — старый волхв провёл ладонью по воздуху над животом Глаши, и я увидел, как под её кожей на мгновение вспыхнул слабый золотистый свет. — Он не будет сильно спешить…
— Но почему?
Дух чародея покачал головой, и в его голосе вдруг прозвучало что-то вроде досады:
— Он силён, твой сын. Даже сильнее, чем я ожидал. Но даже ему нужно время, чтобы… обуздать свою природу.
Глаша закрыла глаза, под которыми пролегли тёмные тени. Её дыхание выровнялось — она заснула.
— Он будет обычным ребёнком? Или…
— Обычным? — Вольга Всеславич усмехнулся, не дав мне договорить. — Нет, и это ты уже не сможешь изменить! — С этими словами тень начала растворяться, будто утренний туман.
— Подожди! — Попытался я получить ответ и на этот вопрос. — А что нам теперь делать?
— Ждать, — прозвучал уже почти неслышный шёпот. — И беречь его…
А потом дух прародителя ушел. Комната снова наполнилась обычными звуками — поскрипыванием половиц под моими ногами, шумом дождя за окном… и ровным дыханием Глаши, которая, наконец, спокойно спала. Я осторожно положил руку на её живот, в котором спал наш сын.
Живот под моей ладонью была теплый и «гладкий», никаких следов, как и повторения ужасных событий не я не наблюдал. Только легкое пульсирование — слабый, но уверенный ритм жизни ребенка внутри моей любимой.
Я никак не мог оторвать взгляда от её лица. Глаша выглядела хрупкой, почти прозрачной, как будто её тело отдало все силы на эту борьбу. Но в уголках её губ уже виднелось что-то вроде намёка на улыбку — будто во сне она чувствовала, что самое страшное позади.
За окном вновь ослепительно сверкнуло и грянул гром. Стекла испуганно задрожали от удара. Дождь усилился, струи воды хлестали по подоконнику, но мне вдруг стало тепло и уютно. Пусть всего лишь на какое-то мгновение, но я почувствовал себя по настоящему счастливым. Однако, вопросы остались…