— Я хорошо стреляю из винтовки, закончил полный курс Осоавиахима.
— Кроме умения метко стрелять необходимо многое другое. Пошлем вас в училище. Срок обучения, наверное, будет сокращенный. Согласны?
— Что нужно получиться, согласен, но это я с успехом сделаю и в боевых условиях. Я прошусь на фронт, а не в училище.
— У вас незаконченное высшее образование, вы сможете учить солдатской науке бойцов. А это в настоящее время не менее важно. Подумайте. Скоро мы вас вызовем…
В конце июля Георгий получил повестку. Накануне отъезда он зашел проститься к старшему брату Михаилу, тот работал заместителем директора областной партийной школы.
— Вот и тебе вслед за Василием выпала доля защищать Родину, — сказал Михаил. — Прошусь и я на фронт, но пока не отпускают. За Асю и сына не беспокойся, все будет в порядке. Пиши почаще — сам понимаешь, как дорога весточка оттуда… Вот о Василии нет никаких сведений, вся душа изболелась, а о матери с отцом и говорить не приходится.
— Застава Василия на границе с Восточной Пруссией. В том направлении, если судить по сводкам Совинформбюро, сражения идут самые ожесточенные, и Василию не до писем, — ответил Георгий.
Михаил согласно кивнул, но обеспокоенность в глазах оставалась.
Михаил, Ася и Юра провожали Георгия от военкомата до вокзала. Колонна новобранцев, окруженная плотным кольцом родных, медленно продвигалась по улицам Благовещенска. Строй давно уже шел не в ногу, и Георгий непрестанно крутил головой, стараясь не выпустить из виду Асю с Юрием и Михаила. Так дошли до привокзальной площади, и здесь раздалась команда: «Разойдись!»
Георгий бросился к жене. Никто еще толком не знал, сколько времени отпущено на прощание с родными, поэтому все торопились сказать главное. Георгий взял Юру на руки. Ася сквозь слезы твердила одно и то же: «Береги себя, береги ради детей!»
— Асенька, на войне всякое бывает, — на какой-то миг Георгий будто заглянул в будущее, — ты должна вырастить сына!
Губкин, сам того не желая, проговорился, и Асю будто током ударило, ей стало не по себе.
— Георгий! — вскрикнула она, потрясенная его словами. — Мальчику нужен отец, девочке — мать! — Она обхватила его, прижалась что было сил и тихо сказала: — У нас будет второй ребенок.
Он ласково обнял жену. В это время ударил колокол, его раскатистый звон словно заглушил все звуки вокруг. Ася хотела что-то сказать на прощание, но спазмы сдавили горло. Губкин на ходу прыгнул на подножку вагона.
— Георгий! Возвращайся! — закричала Ася изо всех сил.
В отчаянии, с ребенком на руках, она побежала вдоль вагонов, умоляющим взглядом провожая мужа. По ее щекам безудержно текли слезы. Маленький Юра всхлипывал, глядя на мать. Платок с ее головы сполз на шею, растрепанные волосы закрыли лицо, искаженное гримасой невыразимого ужаса.
Губкин, высунувшись из вагона, долго смотрел, как удалялись, становясь все меньше и меньше, фигурки жены и сынишки…
Ася часто получала письма от мужа. В них Георгий писал, что скучает по ней и сыну, что его учеба в Хабаровском пехотном училище идет успешно.
К ноябрьским праздникам Георгий прислал свою фотокарточку в курсантской форме. «Как видишь, родная, форма мне идет…» — писал он. И ни единого намека, как трудно ему дается армейская служба, как валится он с ног после очередного двадцатикилометрового марш-броска, как болят и ноют натруженные руки, которыми приходится отрывать не одну сотню метров окопов.
К своему удивлению, Георгий довольно быстро втянулся в строгий армейский распорядок, окреп физически. Он хорошо освоил стрельбу из пулемета по всем целям, неподвижным и движущимся, на «отлично» сдал теорию стрельбы. Тактические учения пришлись на суровую пору — позднюю осень и зиму — и были по своим условиям максимально приближены к боевым, не прекращались в грязь и слякоть. Георгий овладел и этой наукой.
Перед Новым годом он получил от матери письмо. Нетерпеливо вскрыл конверт, там оказалось несколько листов, исписанных незнакомым почерком; поверх листков лежал клочок оберточной бумаги, на котором мать химическим карандашом написала:
«Милый сынок, у нас в доме и радость и горе. Сама я не в силах пересказать тебе то, что пришлось пережить Алевтине, кровь стынет в жилах от ее рассказов. Она долго отказывалась, но потом согласилась послать тебе письмо… Ася разрешится весной, жди прибавления семейства. Отец и я целуем тебя и желаем быть в добром здравии».
Пробежав глазами письмо матери, Георгий не мог сразу решиться читать то, что написала Алевтина. Он представлял, что она пережила. Наконец собрался с духом и расправил сложенные вчетверо листы.