Два с половиной года день и ночь пылали в Грозном чудовищные факелы, два с половиной года день и ночь бессмысленно пожирались огнем сотни тысяч тонн драгоценного топлива.
Еще до начала стодневных боев рабочие-нефтяники пытались потушить пожары, но это им не удалось. Позже, когда Грозный захватили белогвардейцы, нефтепромышленники тоже пытались потушить горящие фонтаны, но им это тоже не удалось. Пять факелов продолжали вздымать к небу огненные гривы.
А эшелоны с горючим все уходили и уходили в Россию. Хранилища пустели, и ни одно из них не пополнялось свежей нефтью. Чтобы восстановить разрушенное, вернуть к жизни буровые, заставить желонки снова подавать из глубин жидкое топливо, нужны были такие силы, какими обезлюдевшие промысла не располагали.
Тогда-то на помощь нефтяному городу и пришли трудармейцы — люди, не переставшие быть воинами, но ставшие рабочими.
Это было, должно быть, волнующее зрелище, когда батальоны пехотинцев, роты пулеметчиков, взводы разведчиков, превращенные в батальоны, роты, взводы бурильщиков, кочегаров, слесарей, плотников, монтажников, подразделение за подразделением двинулись на промысла. Бойцы восстанавливали дороги, приводили в порядок скважины, ремонтировали вышки, наматывали канаты на барабаны тартальных машин, чинили трубопроводы, очищали от ржавчины долго бездействовавшие насосы, собирали по винтикам разбросанные части бурильных станков.
Мы побывали на грозненских промыслах и отчетливо представили себе все происходившее здесь без малого четыре десятка лет назад. Но одного воображение наше восстановить не могло — картины участия в созидательном труде китайских добровольцев. И остановка тут была не за воображением, а за фактами. Фактов не хватало. Ни в одном из исторических источников, сколько мы их ни листали, о действиях в Грозном китайцев трудармейцев не упоминалось.
— Многие грозненцы, когда мы задавали им вопрос о бойцах Пау Ти-сана, участвовавших в восстановлении нефтяной промышленности, беспомощно разводили руками: дело давнее, промыслов много, есть близкие, есть дальние, где-то, помнится, работали…
Луч надежды мелькнул было при встрече с Федором Васильевичем Артемовым.
Федор Васильевич работал в 1920 году в политотделе Кавказской армии труда. Он помнит субботники, на которые трудармейцы выходили вместе со всем населением города, помнит, как дружно шло восстановление промыслов, с каким воодушевлением работали тогда в Грозном все от мала до велика.
Помнит Федор Васильевич и то, что в восстановительных работах на грозненских промыслах участвовали китайские бойцы. Но сколько их было, где работали, в какую часть армии труда входили, — Федор Васильевич сказать не мог.
Помог Христофор Амбарцумов. Семидесятилетний нефтяник, не одну скважину в свое время пробуривший для прибавления к миллионам Тапы Чермоева новых миллионов, он чуть ли не всю жизнь прожил на промыслах. Густой лес нефтяных вышек вырос в долине Сунжи на его глазах. Каждая буровая была знакома ему, о каждой он мог рассказать: когда построена, кем построена, на какую глубину пробурена, до какого горизонта дошла, какой дебит имела, фонтанировала или не фонтанировала, оправдала себя или не оправдала… И сколько времени находилась в эксплуатации… И какого качества нефть давала…
Словом, старый рабочий знал грозненские промысла, их прошлое и настоящее. Это был именно такой человек, какого мы искали.
Он и о китайцах знал. Видел их во время стодневных боев, видел и в 1920 году.
— Где?
— Здесь, на промыслах. Они в строю приходили вместе с другими красноармейцами. Лопаты или ломы, как винтовки, на плечах… Бодро шли, с песнями… Придут, повзводно разобьются и начинают работать. Кто железо убирает, кто что… Китайцы, помню, были и в том батальоне, который горящий фонтан тушил. Чермоевский фонтан. Семьсот тридцать дней горел.
— А вы что делали?
— Тоже тушил.
— Как же его тушили?
— По-всякому. Так пробовали, так пробовали… Как ни пробовали, ничего не получалось. Притащили чугунную плиту, очень тяжелая плита была… Накрыли устье — думали, воздух перестанет поступать, заглушит пламя. Нет, не вышло. Фонтан отбросил плиту, как маленькую щепку.
Другой раз бак большой привезли, баком фонтан накрыли. Инженеры опять на воздух надеялись: воздуха не будет — огня не будет.
Но опять ничего не получилось. Бак сначала до красноты раскалился, потом белый от жара стал, потом сгорел. Совсем сгорел, ничего не осталось.
Потом китайский командир — как имя его, не знаю, только помню, что по-русски говорил хорошо и быстрый такой был, боевой, — один раз, смотрю, оставил работу, отошел в сторону, вынул часы и то на фонтан смотрит, то на часы.
Я подошел к нему, спрашиваю: «Зачем смотришь?»
Он говорит:
«Смотрю, какой у фонтана характер».
Я понял, что его интересует, говорю:
«Характер обыкновенный, как у всех горящих фонтанов: бывает, снизу сильный напор идет — тогда пламя сильно бьет, потом напор слабее становится — тогда огонь уменьшается, фонтан спокойно, как свечка, горит, коптит сильно».
«А ты знаешь, сколько минут фонтан сильно горит, сколько — слабо?» — спрашивает меня китайский командир.
Я говорю:
«Не знаю. По-моему, тут расписания нет».
Он опять вопрос задает:
«Как думаешь, может быть, нам к характеру фонтана надо приспособиться? Пока сильно бьет — не подступать, когда пламя слабеет — сразу всем начать камни в устье бросать…»
Я удивился: военный человек, никогда на промыслах не был, а так правильно рассуждает, дельный совет дает.
«Попробовать можно, — говорю, — почему не попробовать…»
Командир что-то сказал по-своему солдатам, те набрали камней, кирпичей, ждут… Все равно как перед атакой.
Когда пламя ненадолго упало, мы всё кинулись к фонтану, стали забрасывать камнями. Сначала будто ничего. Но потом огонь как ударит, все наши камни как полетят вверх, будто из пушки ими выстрелили…
Мы — кто куда. Одному бойцу осколком плечо разбило, другому в голову кирпич попал…
— Не получилось, — говорю, — командир, отбил фонтан твою атаку.
— Да, — отвечает, — с таким противником не сразу справишься.
После этого прошел день-другой, смотрю, китайского командира не видно. Фонтан горит, красноармейцы как работали, так и работают, а командир не является.
Вот, думаю, до чего у человека руки опустились. Пока верил, что толк будет, — как вол работал, а верить перестал — все бросил.
Но я был неправ. Оказывается, в те дни в штаб трудовой армии приехали опытные люди из Москвы, из Баку, еще откуда-то… Разговор шел, как с пожарами покончить.
И ведь придумали! Очень хорошо придумали!
На третий день китайский командир приехал на грузовике, пустые мешки привез. И другой грузовик тоже мешки доставил. Целый день их возили, много тысяч штук привезли.
Начали солдаты насыпать в мешки песок.
— Что будешь с этим делать? — спрашиваю командира.
— Бруствер вокруг фонтана сложим. Сначала большое кольцо обведем, потом — меньшее…
Верно. Сделали укрытие из мешков с песком — стало легче. Пламя вовсю клокочет, а терпеть можно: бруствер защищает.
В минуты, когда огонь затихал, строили солдаты вокруг фонтана второе, меньшее кольцо. Еще, значит, ближе подобрались к пламени, и пламя ничего уже не могло людям сделать.
Потом третье внутреннее кольцо сложили почти у самого жерла.
На этом ближнем бруствере поставили наклонные железные желоба и стали по ним спускать в устье фонтана мешки с песком.
Сначала фонтан не сдавался, отбрасывая груз. Но тяжелые мешки далеко не отлетали: обгорят и упадут рядом. Из них песок рассыплется — опять хорошо, все трещины в земле забивает, огонь без воздуха остается.