– Прочитывай, – сказал он, и Мехмет уставился на буклет с изображением типичного американского загородного дома и играющих детей. Под заголовком «Выборочная стерилизация» неровными рядами плясал текст:
«Стерилизованным слабоумным ничто не мешает найти партнера и вести нормальную жизнь. Избавляя их от необходимости воспитывать детей, мы делаем их более самодостаточными и независимыми. Выборочная стерилизация защищает и детей. Каждый ребенок должен иметь возможность получить нормальный старт в жизни, а не находиться в учреждениях для душевнобольных с самого рождения» (1950 г.).
– Похоже, что это все же делается ради их блага и блага окружающих, – после некоторой паузы произнес Мехмет. – Большинство из них ведь…, – он посмотрел на Фрэнка, который усиленно кивал, – …не понимают, что такое ответственность. Да что там, есть и такие, кто не понимают, где находятся и что происходит вокруг них… И как же они смогут дать что-то детям?
– Ты прочел мои мысли, каждая до единой. Рационально мыслящий человек, любой, сказал бы так же. Уоррэлт не только очередной бюрократ. Я уверен, если к нему приглядеться, любой заметит, что через два-три года он станется губернатором.
– Я в политике не силен и не хочу даже просвещаться, – ответил Мехмет. – Пусть он делает свою работу, а мы будем делать нашу. Его задача – быть санитаром леса, моя задача – питать всех живительной музыкальной влагой, ваша… Сохранять и преумножать наследство, я полагаю?
И он рассказал Фрэнку о мысленном эксперименте на собрании у Джона У. и признался, что тогда не понял темы и признал ее дикой задумкой. Но оказывается, просто не знал контекста. А контекст, как известно, меняет все. И черное, и желтое, и красное – он все может превратить в белое.
* * *
Несколько лет спустя ничего не изменилось.
Мехмет по-прежнему вел светскую жизнь, работал. Свобода творческой профессии, прелести которой так живописно обсуждались еще в Париже его друзьями, выражалась в том, что он мог работать, не выходя из дома. На журнальном столике, неподалеку от рояля, стояла кружка турецкого кофе, рядом, разбросанные в беспорядке, нашли приют ноты.
Работа зачастую шла хаотично. Мехмет мог внезапно прервать ее, чтобы прогуляться или послушать радио, а мог часами сидеть без движения, усердно глядя в одну точку – нотную тетрадь. Вот и теперь, просидев над мелодией всего десять минут, Мехмет резко встал и ушел в другой угол комнаты, к письменному столу. Присев и чуть отдышавшись, будто после утренней пробежки, он взял первый документ. Это было досье.
Прошли годы после случая с тем автомобилем, но Мехмет так и не смог избавиться от мании преследования. Еще как минимум несколько раз у него возникали подозрения на грани уверенности. Мехмет нанял детектива, поручив ему составить досье на каждого, кто более-менее регулярно виделся с ним.
Первое досье содержало информацию о Джоне У. 45 лет, родился в семье банкира в Шарлотте, но не пошел по стопам отца. Стал писателем. Вольная профессия, но не денежная. Поэтому за его положением и состоянием фактически стоит семья. Несмотря на экстравагантность, не отличился ни одной выходкой за рамками правового поля.
Второе досье. Француженка Люсьен. Эмигрировала из Парижа при первых признаках начала Второй мировой войны. Информацию о семье выяснить не удалось. Живет одна, пару раз попадалась на хранении мелких наркотиков.
Третье. Усатый Стив, активный член «культурного клуба» Джона У. Отставной военный, подрабатывает журналистикой. Женат, имеет детей и большой семейный дом. Любит покричать и часто ходит болеть за местную бейсбольную команду.
Четвертое досье – про мадам Розалинду. Где-то у нее есть внуки, но неизмеримо далеко. Как и Люсьен, живет одна, в старом доме. Ничего нового – занимается гаданиями, отворотами, приворотами. А вот интересный факт: в молодости участвовала в чемпионате штата по покеру и заняла второе место. Выходит из дома редко – гораздо реже, чем к ней в дом приходят посетители. Непросто понять, чем обусловлено ее участие в кружке Джона У. Вероятно, любовью к поэзии (а, может быть, и к самому Джону?). Проблем с законом не имеет.
Пятое. Фрэнк… Мехмет вдруг оторвался от бумаг и взглянул на часы. Пол девятого вечера, 26 сентября 1960 года. Пора включать телевизор – новенький, черно-белый: в тот день впервые в американской истории все телезрители могли наблюдать за предвыборными дебатами президента Ричарда Никсона и молодого, малоизвестного кандидата в президенты Джона Кеннеди.