В этот же день Вильнёв написал своему старому и испытанному другу Декре, что, при невозможности сделать что-либо другое, он отправится в Кадис и соединится там с испанской эскадрой. В этой хорошо защищенной и безопасной гавани он сможет отремонтировать корабли и пополнить запасы. 7 августа он писал Декре: "Я готов к отплытию, но не знаю, что буду делать". Его беспокоили восемь кораблей, появившихся недалеко от Эль-Ферроля. Это мог быть Нельсон. "Они последуют за нами", писал он Декре. "Мне бы не хотелось встретить их двадцать или более кораблей. Наша морская тактика устарела. Мы не умеем ничего, кроме линейного построения, а это именно то, чего желает противник".
Вильнёв был выходцем из древнего дворянского рода, потомком мальтийских рыцарей. Его не привлекала возможность быть покрытым позором за уклонение от битвы, а также он опасался реакции императора на свое поведение. Ни в коей мере его не воодушевляло присутствие на борту императорского адъютанта, генерала Жака-Александра Лористона, командующего экспедиционными силами, которые сопровождали его до Мартиники и назад. В то время как Вильнёв докладывал своему другу Декре о недостатках в людях, кораблях и береговом обслуживании, Лористон еженедельно писал непосредственно Бонапарту свои письма, в которых детально расписывал чрезмерную осторожность Вильнёва и отсутствие у него всяческой инициативы. Лористон любил давать советы Вильнёву, а тому, в полном соответствии с истинным духом флотско-армейского «сотрудничества», нравилось отклонять их с, как выражался Лористон, "наглым высокомерием и саркастическим равнодушием".
С проходившего мимо торгового судна они узнали, что в районе Кадиса находилось всего три британских корабля, и адъютант Наполеона предложил послать вперед под покровом ночи адмирала Шарля Магона с шестью кораблями с тем, чтобы на рассвете захватить британцев врасплох. Но Вильнёв был озабочен докладом о том, что за его эскадрой следует «хвост», и проигнорировал этот совет. Лористон доложил Наполеону, что англичане смогли улизнуть только потому, что эскадра подошла в дневное время. Окрестные рыбаки сообщили, что, приди французы ранним утром, когда дул южный ветер, англичанам не удалось бы так легко уйти. Но Вильнёв был слишком осторожен и не желал ни малейшего риска. "Короче говоря, сир, страх перед Нельсоном преобладал", писал Лористон. Более смелые среди флотских офицеров были также недовольны. Драчливый и деятельный Магон, еще более раздраженный вызывающим поведением кораблей Коллингвуда при их отходе, был в бешенстве от упущенной возможности.
Приветственные флаги развевались над сторожевыми башнями сверкающего Кадиса, толпы народа заполонили Аламеду и балконы домов — но флот, величественно входивший в Кадисскую гавань, никоим образом нельзя было назвать ни объединенным, ни единым, ни счастливым.
Глава 2
Рождественский пудинг в опасности
Вице-адмирал Горацио Нельсон пробыл в Лондоне всего несколько дней, когда какой-то иностранный турист обратился к нему на улице. Это был Андреас Андерсен Фельдборг, датский писатель, посетивший Англию с целью сбора впечатлений для своей новой книги. Он хотел показать Нельсону свою предыдущую работу, посвященную сражению при Копенгагене. В 1801 году Нельсон атаковал стоявший на якоре вблизи своей столицы датский флот, чтобы вывести Данию из «Вооруженного нейтралитета северных стран». Предприятие было опасным, и битва была жестокой. Благодаря своевременно предложенному перемирию, а также собственным дипломатическим способностям Нельсона, англичанам удалось одержать победу в битве, в которой продолжение боевых действий легко могло бы превратить ее в поражение. К счастью для британцев, Нельсон обладал способностями не только флотоводца, но и дипломата. Деятельный и убедительный как в переписке, так и в личном общении, Нельсон, несомненно, был самым харизматическим лидером британского флота за все время его существования. "В результате он стал всемирно известным воплощением ужаса для всех морских держав" — так Томас Фримантл цитировал слова письма, полученного из дома от одного из своих домочадцев.