Экипаж «Белайла» в этот день, вторник 22 октября, расчищал палубы и устанавливал временные мачты, чтобы иметь возможность управляться. К восемнадцати часам им пришлось бороться с сильнейшим штормом. На «Наяде» унесло сигнальные флаги, когда они пытались передать сообщение Уильяму Харгуду. Но Дандас имел приказ буксировать «Белайл», и он штормовал с ним на буксире всю ту ветреную ночь. Их пригнало к берегу, так как дрейф под ветер был больше, чем продвижение вперед. «Белайл» имел значительное поступление воды, его люди яростно работали на помпах. Утром 23 октября ветер ослаб, Дандас поставил все паруса и снова оттащил их от берега. В полдень он взял курс на мыс Спартель, расположенный на африканском берегу примерно в двадцати семи милях от них. Они по-прежнему находились неподалеку от мыса Трафальгар, который теперь выглядел как маленькая песчаная дюна, казавшаяся карликовой на фоне возвышающейся над ней грядой Альтос-де-Мека. Но они продолжали продвигаться, и к шестнадцати часам мыс Трафальгар был на пеленге норд-ост: это означало, что они почти обошли его.
Днем 23 октября шторм возобновился. Они потеряли из виду все остальные корабли из-за проливного дождя. Им не было известно, что все остальные британские корабли ушли на север. Однажды они испугались, когда в поле зрения появился линейный корабль, приближавшийся с юга, и они сразу подумали об эскадре Дюмануара, но опознавательный сигнал вскоре развеял их опасения. Это был «Донегал», следовавший для присоединения к флоту.
В семнадцать часов впервые лопнул буксирный трос. Юный Пол Николас на «Белайле» становился все более встревоженным: "Судно сильно раскачивалось, и, несмотря на постоянные усилия фрегата, нас быстро относило к берегу. Несколько раз буксирный трос обрывался, но, несмотря на риск приближения к неуправляемой громадине в таком бурном море, несколько раз подавался бросательный конец, и с борта фрегата снова заводили буксирный трос". Использовать шлюпки обычным способом было невозможно, потому что при таком состоянии моря у людей, находившихся в них, не было бы ни единого шанса. В девятнадцать сорок два корабля столкнулись. Висевший за кормой ял «Наяды» был поврежден, и большая часть галереи правого борта была снесена.
В какой-то момент вечером Дандас сдался и отошел от берега, чтобы спасти свой собственный корабль. Из-за ветра и дождя, которые теперь врывались в его каюту, у него и без того хватало проблем. Вскоре после полуночи лопнул левый шкот марселя, и зарифленный парус заполоскал. Чтобы спасти рей, срезали второй шкот, и парус унесло за борт. Затем разнесло в клочья фор-стень-стаксель.
«Белайл» быстро дрейфовал к берегу. Николас отдыхал после вахты в своей койке и привыкал к перспективе кораблекрушения:
Усиливающийся шторм пригнал нас так близко к берегу, что открывавшаяся перед нами ужасная перспектива казалось почти неизбежной. Около полуночи в кают-компанию вошел мичман и сказал, что капитан желает, чтобы офицеры поднялись на палубу, поскольку, вероятно, мы очень скоро окажемся на берегу.
Все вскочили на ноги, и в этот момент одна из 24-фунтовых пушек сорвалась с креплений: «Предчувствие грозящей нам опасности настолько владело нашими умами, что грохот, казалось, возвестил о приближении нашей гибели». Пока матросы пытались закрепить пушку, которая была достаточно тяжелой, чтобы пробить борт корабля, офицеры выбрались на палубу. Вспышки молний освещали сцену, и гремел гром. Когда лишенный мачт корабль, получивший сильный крен, оказался в подошве громадной волны, вода хлынула через орудийные порты и обрушилась через спардек на шкафут. Пушечные ядра вылетели из стоек и бешено катались по палубам, где лежали люди, отдыхавшие после изнурительной работы на ручных помпах. Несколько моряков под командованием второго лейтенанта Томаса Коулмана под проливным дождем пытались установить утлегарь в качестве временной фок-мачты. В результате они подняли на нем шлюпочный парус, чтобы попытаться повернуть корабль.
Каждый удар волны о корпус судна казался Николасу ударом о прибрежные рифы: "Часы тянулись томительно медленно, и в каждом порыве бури, казалось, крылась смерть. В сражении шансы сторон были равны, и многим удавалось выжить; но кораблекрушение в такой ураган означало верную гибель для всех, а сомнительное положение корабля держало разум в постоянном состоянии ужаса". Они ждали рассвета, слыша, как каждый час бьют склянки, и "мысли о доме, родных, друзьях давили на сердце и усугубляли наше отчаяние".