Глава 22
Милость Божья
Антонио Алькала Гальяно провел дни, когда шторм был в самом разгаре, со своей матерью в деревне Чиклана. Они по-прежнему ничего не знали о судьбе «Багамы» или ее капитана, хотя расспрашивали всех, кого встречали. Несколько раз Антонио с подзорной трубой поднимался в уединенную хижину на вершине холма Санта-Анна и стоял там под ветром и дождем, озирая бушующее море. Он видел сильно поврежденные суда, подававшие сигналы бедствия, но недостаточно четко, чтобы идентифицировать их. В конце концов сеньора Гальяно больше не могла выносить изоляции и решила вернуться в Кадис.
Они отправились в путь в карете и, миновав Торре-Горду, выбрали удобный маршрут вдоль пляжа, которым все пользовались во время отлива. Но в тот день это удобство было сомнительным. Огромные волны с оглушительным грохотом разбивались о песок под темным от грозных черных туч небом. По пути им постоянно попадались обломки кораблекрушений, и экипажу приходилось лавировать между кусками такелажа и рангоута, бочками и даже обломками корпусов кораблей. Время от времени попадались трупы со следами увечий, раздувшиеся после нескольких дней пребывания в воде. "Моя мать стонала и отворачивалась, каждый раз боясь увидеть изуродованное тело своего супруга", — писал Антонио. К этому времени они были уверены, что он мертв.
Оказавшись в Кадисе, они принялись расспрашивать встречных, но никто не мог сказать им ничего определенного. Люди устремлялись к гавани, чтобы выяснить, что происходит, и предложить помощь раненым. Масштабы поражения к этому времени были очевидны. В письме, отправленном Бернардо де Уриарте из Кадиса 25 октября, прямо говорилось, что "Нельсон и его англичане одержали полную и решительную победу, и наш флот был полностью уничтожен". К 29 октября в госпиталях Кадиса находилась тысяча раненых. Потери были особенно велики среди пехоты: "От французских войск, которые были погружены на корабли флота, осталась едва ли треть, и вид того, как их солдаты бродят по улицам, раздирает душу". Капитан Перно, сражавшийся на борту «Плютона», подтвердил это в письме домой. Экспедиционный корпус, покинувший весной Францию, насчитывал в общей сложности более четырех тысяч человек. Сейчас в нем насчитывалось 756 человек. "Остальные, — с горечью комментировал Перно, — были либо убиты, либо утонули, либо им ампутировали конечности, и они мучились в госпиталях". На самом деле большинство из них томились в плену.
В субботу, 26 октября, стрелка барометра в Королевской обсерватории, расположенной поблизости Кадиса, поднялась на шесть дюймов, хотя ветер оставался сильным, а проливной дождь продолжался. Коллингвуд дал сигнал шхуне «Пикл» приблизиться на расстояние голосовой связи, и в девять часов отдал лейтенанту Джону Лапенотьеру приказ возвращаться в Англию с двумя депешами, содержащими первые известия о сражении. (Горько разочарованный Роберт Янг был отправлен в Фаро два дня спустя с дубликатами депеш для генерального консула Великобритании в Португалии). До своего отхода Лапенотьеру пришлось выгрузить снятых с «Ахилла» группу из двадцати восьми военнопленных французов, включая тяжело раненного офицера. Когда в полдень корабельная шлюпка вернулась, доставив французов на «Ревендж», Лапенотьер отправился в путь и через полчаса скрылся из виду.
Коллингвуд также воспользовался более спокойной погодой, обещанной барометром, чтобы отправить несколько наиболее сильно поврежденных кораблей в Гибралтар. Он приказал «Принцу» отбуксировать туда «Тоннант», а «Нептуну» — «Виктори». Его сигнал застал капитана Томаса Фримантла за написанием первого после боя письма своей жене Бетси:
Прошедшая неделя была полна тревоги и усталости, которой я никогда не испытывал, но я верю, что Бог дал мне значительный кредит... В настоящее время у меня на буксире находится «Виктори», и адмирал только что подал мне сигнал следовать с ним в Гибралтар, что, на мой взгляд, является убедительным доказательством того, что он полностью удовлетворен старым «Нептуном», который ведет себя настолько хорошо, как только я мог пожелать. Потеря Нельсона — смертельный удар по моим будущим перспективам здесь, он хорошо умел ценить способности и рвение, и я уверен, что никогда не перестану оплакивать его потерю, пока я жив.
На «Нептуне», как и на других кораблях, у офицеров появилось свободное время для более тесных отношений с врагом. "Пленные, которые находятся у нас на борту, говорят, что они ожидали, что нас хорошенько отделают, — писал Уильям Бэдкок своему отцу. — Они слышали, что у нас был только 21 линейный корабль, а у них было 33, их офицеры сказали им, что теперь англичане заплатят за все, но, я думаю, им пришлось так сделать".