Мы бросили якорь, чтобы переждать время между приливом и отливом. Утренний воздух был наполнен свежестью, леса по обеим сторонам Гата отливали нежно-зеленым светом новой листвы. Наблюдая с благоговейным страхом за грохочущим водопадом, я вдруг заметил, как из вспененной воды выскочили блестящие, черные как смоль существа. Вынырнув, они тут же исчезли с такой быстротой, что я даже не успел понять, что это было. Я встал со своего места, чтобы лучше видеть происходящее, и в этот момент прямо у борта нашего судна вырвалась из воды дюжина белобрюхих коричневых торпед, каждая величиной с низкорослого человека, и, описав в воздухе дугу на высоте полутора метров, они снова нырнули в воду, войдя в нее с плавностью пули, проходящей сквозь масло.
То были обыкновенные морские свиньи{104} — одни из самых мелких членов отряда китообразных. Зачарованный, я следил, как они одна за другой прорывались через ревущую брешь и принимались описывать круги на спокойной воде затона, где мы стояли на якоре. Неожиданно десятка два этих животных, резко развернувшись на восток, направились обратно, навстречу бурному потоку ниспадающей воды.
Даже лососю — самому опытному специалисту по преодолению быстрин из всех полупроходных рыб — было бы трудно взобраться по бешеному каскаду, и я ожидал, что эти маленькие киты будут в беспорядке отброшены напором падающей воды. Ничего подобного — ускорив движение, словно включив реактивные двигатели, они врезались в водяной каскад, и через мгновение, вырвавшись из него, описали в воздухе дугу и снова погрузились в быстро, но спокойно текущую воду по другую сторону стремнины. А затем, что совершенно меня ошеломило, одним плавным движением они развернулись в обратном направлении и снова ринулись вниз по стремнине.
Я увлеченно наблюдал, как они группа за группой взлетали над каскадом, делали быстрый круг, и снова устремлялись вниз. И только когда начался отлив и сила падения воды ослабла, они потеряли интерес к этой игре. И стая за стаей поплыли на запад к выходу из Гата.
Более шестидесяти видов морских свиней и дельфинов (названия, нередко взаимозаменяемые) населяют воды Мирового океана и нескольких пресноводных озер и рек. Большая часть тех, что обитают в водах северо-восточного побережья Америки, представлена пелагическими видами[103], предпочитающими прибрежные воды, где они в течение многих веков были известны местным племенам, которые охотились на них, добывая себе пропитание.
В далекие исторические времена морские свиньи встречались в этом регионе в большом количестве. В середине 1530-х годов Жак Картье отмечал их изобилие в заливе Св. Лаврентия. В 1542 году Роберваль сообщал об «огромных стаях морских свиней» в нижнем течении одноименной реки. В 1605 году Шамплейн видел «такую массу морских свиней [у побережья Акадии], что я могу дать голову на
отсечение — не было дня или ночи, чтобы тысячи их не проплывали вдоль борта нашей пинассы[104]». Николя Дени писал о poursille[105]: «Они всегда ходят большими стаями и встречаются в море повсюду. В погоне за рыбой подходят к берегу. Они хороши на вкус. Из их внутренностей готовят черную колбасу и требуху; мясо с головы вкуснее баранины, но похуже телятины».
Пока местные жители или европейцы убивали их только для того, чтобы прокормиться, это не отражалось заметно на их популяциях. Однако, поскольку крупных китов становилось все меньше, цепкий и расчетливый взгляд дельцов неизбежно привлекали мелкие киты.
Коммерческий промысел морских свиней ради добычи жира начался в районе мыса Хаттерас, по-видимому, еще в 1780 году. С этого времени все больше и больше жителей побережья нападали с небольших лодок на стаи морских свиней, поливая их огнем из гладкоствольных ружей. Процент добычи был крайне низок — одно из каждого десятка или дюжины попадавших под обстрел животных, но их было так много, что даже при столь колоссальных потерях охота на них считалась выгодным делом.