Выбрать главу
Останови свой гнев — иди спокойно!
Пенфей
(не слушая)
Как ты ушел, как узы мог ты снять?
Дионис
Я говорил тебе: меня развяжут.
Пенфей
650 Развяжет кто? Еще что сочинишь?
Дионис
Тот, кто лозу дает нам с виноградом.
Пенфей
В твоих устах звучит хулой и благо.[717]
Дионис
А сколько благ таких он вам принес!
Пенфей
Эй! запереть ворота городские.
Дионис
Зачем? стене ль остановить богов?
Пенфей
(с усмешкой)
Мудрец, мудрец, а тут ума не стало.
Дионис
Мне верно служит мой природный ум... Я не уйду... а вот смотри-ка лучше: С горы к тебе — какой-то человек...
Последними словами Дионис обращает внимание царя на новое лицо, пастуха с Киферона.

<ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ>

Те же и вестник (приходит слева, с Киферона). Поверх короткого хитона на нем бурка, на голове шапка; волосы белые, гладкие, лоб в морщинах, грубые черты и толстый нос, борода с проседью. Он обращается к Пенфею.
660 Пенфей, владыка над землей фиванской! К тебе пришел я с Киферона: там Блестящий снег не тает в белых хлопьях.
Пенфей
Пришел зачем? по делу по какому?
Вестник
Поведать про божественных менад: В безумном беге белыми ногами Они мелькают, и чудес немало, Каких чудес я нагляделся, царь. Тебе и городу рассказ мой да поможет! Но прежде мне хотелось бы узнать, Могу я говорить свободно, или речь мне 670 Посдерживать? Ты на решенья скор, Гневлив и самовластен, и мне страшно.
Пенфей
Все говори — в ответ не попадешь; И знай при том: чем больше про вакханок Наскажешь ужасов, тем я сильней казню Вот этого, внушившего им чары.
(Указывая на Диониса.)
Вестник
В тот час, как солнца первые лучи Греть начинают землю, полегоньку Быков на пастбище я в гору гнал, смотрю — 680 Передо мной из женщин три дружины. В одной заметил Автоною я, в другой Агава-мать царила, в третьей Ино. Но спали женщины, раскинувшись свободно, Под спину веток ели подложив Или в листве дубовой утопая... И чинно как! а ты-то уверял, Что, опьяненные вином и звуком флейты, Они по зарослям глухим Киприду ловят... Но вот, средь стана спящего вскочив, 690 Агава-мать их зычным криком будит! Она заслышала мычанье наших стад. И, легкий сон сгоняя с вежд, вскочили Вакханки на ноги — все чудо как скромны: Старухи, жены молодые и девицы... Сначала кудри распускают по плечам, А у кого небрида распустилась, Те подвязать спешат и пестрой лани Опять покров змеею подпоясать. И змеи им при этом лижут щеки. Те взяли на руки волчонка, сосунка 700 От лани и к грудям их приложили Набухшим. Видно, матери детей Новорожденных бросили. Венками Из плюща, из листвы дубовой или тиса Цветущего украсились потом. Вот тирс берет одна и ударяет Им о скалу. Оттуда чистый ключ Воды струится. В землю тирс воткнула Другая — бог вина источник дал, А кто хотел напиться белой влаги, Так стоило лишь землю поскоблить 710 Концами пальцев — молоко лилося. С плюща на тирсах капал сладкий мед... Бранишь ты Вакха, царь, но, раз увидев Все это, ты молился бы ему. Мы, пастухи коровьи и овечьи, Сошлись тогда, и все наперерыв О чудесах невиданных судили... Бывалый человек нашелся тут И мастер говорить — мы стали слушать, И вот что он сказал нам: «Пастухи, Священных высей жители, давайте 720 Похитим с игрища Агаву, мать царя! Мы угодим владыке». Тут, конечно, Все согласились. В зелени кустов Устроили засаду, притаившись Сидим, — и вот в условный час Под взмахи тирсов игрище открылось, И в голос стали жены Вакха звать. Все ликовало с ними — горы, звери, От топота задвигалась земля. Случись, что около меня в своем раденье Агава очутилась, чтоб схватить 730 Ее, я выскочил — и тем открыл засаду. И — их! закричала — «Борзые, за мной, За мною, быстрые! менад мужчины ловят: Тирс в руки, борзые, и все, и все — за мной!» Бегом едва спаслись мы от вакханок; А то бы разорвали. Там стада У нас паслись, так с голыми руками На них менады бросились. Корову С набрякшим вымем и мычащую волочат. Другие нетелей рвут на куски. Там бок, 740 Посмотришь, вырванный. Там пара ног передних На землю брошена, и свесилось с ветвей Сосновых мясо, и сочится кровью. Быки — обидчики, что в ярости, бывало, Пускали в ход рога, повержены лежат: Их тысячи свалили рук девичьих. Ты б царским глазом не успел моргнуть, Так быстро кожу с мяса там сдирали. Но вот снялись вакханки: легче птицы 750 Бегут на берега Асопа, в те поля, Что свой дают фиванцам тучный колос, В Эритры, в Гисии,[718] за Киферонский склон, — Они несут повсюду разрушенье: Я видел, как они, детей украв, Их на плечах несли, не подвязавши, И на землю не падали малютки.[719] . . . . . . . . . . . . . . . . . . Ни меди, ни железа, — а на кудрях У них огонь горел и их не жег. Потоком уносимые пытались 760 Оружие поднять. И вот то диво, царь, Их дротик хоть бы раз вакханку ранил, Вакханка тирс поднимет, и бегут Мужчины — сколько раненых осталось!
вернуться

717

В рукописях стих пропущен и восполняется переводчиками по догадке.

вернуться

718

Асоп — река на юге Беотии; Эрифры — город там же, недалеко от Платен; Гисии — поселение на склоне Киферона.

вернуться

719

...И на землю не падали малютки. ~ После этого стиха, по мнению некоторых издателей, в рукописях выпали один-два стиха, которые Зелинский восстанавливает по догадке:

Все, что хотели, на руки они Могли поднять: ни меди, ни железа Им тяжесть не противилась; на кудрях У них огонь горел — и их не жег.