Выбрать главу
Боги мои! Грозный какой: Ужас возьмет, как поглядишь! Людям не сроден он: Он на гиганта, Сына Земли, похож, звездоподобного 130 С вазы расписанной... Ну, а другой? Видишь: Диркею переезжает он: Странно одет он так, вооружен? Кто он, старик?
Дядька
Тидей, Ойнеев мощный сын, а панцирь На нем надет, царевна, этолийский.[376]
Антигона
Так вот это кто?! Они с Полиником Женаты на сестрах родных...[377] О боги... какой же он странный!.. Ты варвара подмесь сейчас отличишь В обличье его и доспехах...
Дядька
Щиты у всех такие этолийцев, 140 И все они — чудесные стрелки...
Антигона
А ты, старик, откуда это знаешь?
Дядька
Я вижу на щитах изображенья: Взглянув на них, я узнаю вождей.
Антигона
А возле гроба Зетова... Ты видишь? Вон в локонах и так сердито смотрит, По виду юноша, — а между тем за ним, Как за начальником, идет толпа густая Во всеоружии.
Дядька
Парфенопей 150 Его зовут, рожденный Аталантой...[378]
Антигона
Он сын Аталанты? Но пусть о подруге забыв и спутнице верной Веселых охот, О, пусть Артемида его За этот набег покарает И легкой стрелою смирит!
Дядька
Все так, дитя. Но привела их правда. Боюсь, — и боги помогают им.
Антигона
Но где ж он, скажи мне? Где брат Полиник мой, с которым Одна нас, старик, Несчастная мать породила? Очам моим жадным скорей Открой моего Полиника!
Дядька
Да вот, царевна, около могилы 160 Семи убитых Ниобид,[379] с Адрастом Он говорит. Ты видишь ли?
Антигона
Едва... Я различить могу лишь очертанья Его фигуры. Бледный очерк груди... О, если бы, как облако, могла я По воздуху к изгнаннику примчаться И, шею милую руками обвивая, К его груди покинутой прижаться! Скажи, старик! Не правда ль, он прекрасен, В своих доспехах ярких, как лучи Румяного, проснувшегося солнца?
Дядька
170 Тебе на радость, госпожа, придет Сюда твой Полиник сегодня...
Антигона
Это Скажи мне, кто? Вот видишь, взял он вожжи... Запряжка белая... Ты видишь?
Дядька
Это жрец, — Амфиарай-гадатель,[380] — неразлучна С ним жертвы кровь — отрада почвы жадной.
Антигона
Дочь Латоны Светлоопоясанной, Артемида моя Златолунная![381] О, как он легко и красиво Коней своих бешеных правит, И колет, и дразнит спокойно!.. А где же, скажи мне, надменный Где царь Капаней, С его угрозою дерзкой?[382]
Дядька
180 Да вот он: стены мерит вверх да вниз, Где б лестницу приставить, выбирает.
Антигона
Боги бессмертные, Дева отмщения, Громы Зевесовы тяжкие, Молний его Пламя палящее! Я заклинаю вас: Гордость безмерную Вы успокойте... Он обещался копьем Пленниц фиванских добыть: Лерне, Микенам своим Вдоволь рабынь насулил. 190 О Артемида, о ты, златокудрое чадо Зевесово, О, не давай меня на поругание, в рабство постылое!
Дядька
Уж время, дочь моя, сойди опять Под отчий кров и в свой девичий терем За ткацкий стан безропотно вернись: Ты в сердце жар желаний утолила, Все видела, царевна... А теперь Перед дворцом толпятся наши гостьи... Не попадай к подругам на язык. Ведь женщины всегда прибавить рады; 200 И их уста злоречия полны, Когда они одна другую судят.
Уходят.

ПАРОД

На орхестру вступает хор финикиянок.[383]
Хор
Строфа I
Тирийские волны, простите навек! Прости, мой остров родимый! Недолго на воле сияла краса, — И горькой я стала рабыней.[384] И на склоны, венчанные снегом, К Парнасу иду я печально, В чертог Аполлона влекома... Мне звучало музыкой сладкой В парусах дыханье зефира, Когда ионийские волны 210 Тирийская ель рассекала И мимо меня пробегали Сицилии влажные нивы.[385]
Антистрофа I
Так боги велели, чтоб в Тире моем Для Феба я расцветала, Но сердцу мой жребий почетный не мил. Увы мне! Под стенами Кадма, У потомков царя Агенора, Тирийского царского рода, Я только рабыня, подруги. 220 Я теперь — золотая статуя, Я — красивый дар Аполлону, — И ждут Кастальские воды Омыть волной благодатной У Фебовой девы-рабыни Ее шелковистые косы.
вернуться

376

Ст. 134. ...панцирь... этолийский... — Этолия — область в западной части Средней Греции.

вернуться

377

Ст. 136. Женаты на сестрах родных — см. ниже, ст. 411—430. Тидей должен был покинуть родину после убийства одного из своих родственников.

вернуться

378

Ст. 150. Аталанта — персонаж из аркадского круга мифов. Подброшенная отцом на горе Парфенион, она была вскормлена медведицей и выросла среди охотников. Длительное время избегая замужества, она в конце концов родила от этолийского героя Мелеагра (или самого бога Ареса) сына Парфенопея.

вернуться

379

Ст. 160. ...около могилы... Ниобид... — Трагедия Ниобы, потерявшей в один день семерых сыновей и столько же дочерей (Ниобид), разыгралась на Фиванской равнине, так как мужем Ниобы, по одной из версий, был Амфион.

вернуться

380

Ст. 173. Амфиарай — знаменитый прорицатель, женатый, как Полиник и Тидей, на одной из дочерей Адраста.

вернуться

381

Ст. 176. Артемида моя Златолунная! — Артемиду часто отождествляли с Селеной, богиней луны; так она и названа в оригинале.

вернуться

382

Ст. 179—189. ...царь Капаней, с его угрозой дерзкой — бессознательная реминисценция из Эсхила: в «Семерых» Капаней грозится сжечь Фивы, независимо от того, угодно это или нет Зевсу (ст. 425—434). Антигона, впервые видящая аргосские войска, еще не может этого знать. Дева отмщения — Немесида, олицетворение возмездия. Лерне... рабынь насулил... — Близ Лерны (см. ст. 126) находился источник, посвященный Посейдону; носить воду составляло обычную обязанность пленниц (ср. «Илиада», VI, 457).

вернуться

383

Ст. 202 слл. Присутствие финикийских девушек объясняется тем, что по дороге из Тира в Дельфы они вынуждены были задержаться в Фивах из-за разгоревшейся войны.

вернуться

384

Ст. 205. И горькой я стала рабыней. — Здесь и далее — преувеличение переводчика. Девушки, отобранные для служения Аполлону в его Дельфийском храме, конечно, лишались радостей «мирской» жизни, но их «священное рабство» в качестве храмовых прислужниц считалось почетной привилегией.

вернуться

385

Ст. 211. Сицилии влажные нивы. — Каким образом могли девушки из Тира, с побережья Малой Азии, попасть в Сицилию по дороге в Грецию? Некоторые исследователи объясняют это тем, что под финикиянками Еврипид разумеет девушек из Карфагена (основанного финикийцами в IX в. до н. э.)» и тогда их маршрут вполне разумен. Намек же на Карфаген понадобился Еврипиду для того, чтобы напомнить афинянам о победе, одержанной карфагенянами в 409 г. над сицилийцами, — в Афинах, несомненно, рады были узнать о поражении их недавних противников. Однако в тексте трагедии эта гипотеза не находит другого подтверждения и нуждается в более основательных доказательствах.