Клитемнестра
Да, ковы, царь, известны мне твои.
Теперь же молча ты одним стенаньем
Признался мне... И слов я не прошу...
Агамемнон
На что слова? Или прикажешь ложью
Бесстыдною несчастье украшать?
Клитемнестра
Ну, слушай же... Теперь завесы сняты:
Вы, мысли, вслух; а вы, загадки, прочь...
Ты помнишь ли тот день, когда насильем
Ты в жены, Агамемнон, взял меня?..
1150 В бою убил Тантала ты, который
Моим был первым мужем,[573] и дитя,
Дитя мое от груди материнской
Ты оторвал и продал, как раба!
Ты помнишь ли, как побежден ты был
Сынами Зевса, братьями моими, —
Священна мне их память, белоконных.
Ты помнишь, как убежища искал
Ты у Тиндара старого, и он
Один тебе защитой был, и снова
Вручил тебе меня, твою жену...
О, согласись, Атрид, что, примиренной
За твой порог ступив, с тех самых пор
Женою я была тебе примерной...
Твой царский дом, как он процвел со мной!
1160 Ты радостно под кров свой возвращался
И уезжал спокойный... А найти
Такую верную жену не всякий
Сумеет, царь... Нас мало — верных жен.
Трех дочерей тебе дала я раньше,
А вслед за ними сына... И из них
Одной лишусь я, горькая, сегодня...
Спросить тебя: зачем ей умирать?
И что в ответ придумаешь? Молчи,
Сама скажу: чтоб Менелай Еленой
Вновь завладел... Отдать свое дитя
Распутнице на выкуп — что за прелесть!
1170 На гнусное из гнусных променять
Клад самый драгоценный — вот находка...
А ты, скажи, подумал ли, когда
В поход уйдешь надолго ты, что будет,
Что будет с сердцем матери ребенка,
Которого зарежешь ты, Атрид?
Как эта мать на ложе мертвой птички
Осуждена глядеть и на гнездо
Пустое дни за днями, одиноко
Глядеть, и плакать, и припоминать,
И повторять всечасно: «О малютка,
Отец тебя убил, не кто другой».
Скажи, Атрид, ты разве не боишься
Расплаты? Ведь ничтожный повод, и
1180 Там, в Аргосе, в кругу осиротелых
Сестер ее и матери тебя
Прием, достойный дела, встретить может...
О нет, богами заклинаю, царь,
Не зарождай виною злодеянья!..
«Я жрец, — ты говоришь, — а не палач».
Жрец, а какой, скажи, Атрид, молитвой
Благословенье призывать на нож
Ты думаешь, подъятый на ребенка,
На плоть и кровь свою, Агамемнон?
О чем молиться будешь? О возврате,
Таком же гнусном, как твое отплытье?
И если б бог, малютку пожирая,
1190 От матери еще молитвы ждал,
Он был бы глуп... Но дальше, царь, вернувшись
Домой, ужель ты б мог ласкать детей?
Не дозволяет Правда. Да ребенок
Не захотел бы ни один глядеть
На этого жреца их детской крови...
Ты это взвесил? Или жезл один
В уме держал да в сердце жажду чести?
Вот что сказал бы в войске правый муж:
«Коль парусам ахейским ветер нужен,
Пусть жребий нам укажет жертву-дочь!»[574]
И было бы то истиной. Зачем же
1200 Других детей спасать, казня своих?
А если уж на то пошло, Елену
Спартанский царь мог дочерью купить.
Я, верная, должна терять ребенка,
Чтоб в терему распутнице сберечь
Ее дитя?.. На это, если можешь,
Ответь, Атрид... Но только это — правда;
А если правда, так подальше нож,
И дочери родной, отец, не трогай!
Корифей
Послушайся ее, Агамемнон,
1210 И береги детей: и все так скажут.
Ифигения
Волшебных уст Орфея не дано,
Родной мой, дочери твоей, чтоб свиту
Из камней делать и искусной речью
Сердца людей разнеживать... Тогда
Я говорить бы стала; но природа
Судила мне одно искусство — слезы,
И этот дар тебе я приношу.
Я здесь, отец, у ног твоих, как ветка,
Молящих дар; такая ж, как она,
Я хрупкая, но рождена тобою...
О, не губи безвременно меня!
Глядеть на свет так сладко и спускаться
В подземный мир так страшно, — пощади!
1220 Я первая тебе «отец» сказала,
И ты мне первой «дочка». Помнишь, я
К тебе взбиралась на колени с лаской?
О, как ты сам тогда меня ласкал!
Ты говорил: «Увижу ль я, малютка,
Счастливою женой тебя? Цвети,
Дитя мое, на гордость нам, Атридам!»
А я в ответ, вот как теперь, твоих
Касаясь щек: «О, если б дали боги
Тебя, отец, когда ты будешь стар,
В дому своем мне нежить, вспоминая,
1230 Как ты меня, ребенка, утешал».
Все в памяти храню я, все словечки;
А ты забыл, ты рад меня убить...
О нет, молю тебя, тенями предков
Пелопа и Атрея заклинаю
И муками жены твоей, отец,
Моей несчастной матери, которой
Сегодня их придется испытать
Из-за меня вторично... сжалься, сжалься!..
Парисов брак!.. Елена!.. Разве я
Тут виновата чем-нибудь? Откуда ж
Твой приговор? Ты сердишься, отец?
Ты не глядишь? О, если смерти надо
Меня обнять, дай унести в могилу
1240 Наследие мое, твое лобзанье...
Ты, мой Орест! Отстаивать друзей
Твоя рука еще не научилась;
Но плакать ты со мною можешь, брат.
Моли ж отца слезами, чтоб меня
Не убивал. Когда мы в горе, дети
Не говорят, а понимают всё.
Смотри, отец, тебя без слов он молит,
Уважь мольбу и сжалься: дай мне жить!
Мы, два птенца твои, лица касаясь
Отцовского, ласкаемся к тебе:
Один — совсем малютка, я — побольше.
Что ж я еще придумаю сказать?
1250 Для смертного отрадно видеть солнце,
А под землей так страшно... Если кто
Не хочет жить — он болен: бремя жизни,
Все муки лучше славы мертвеца.
вернуться
573
Ст. 1150. ...убил Тантала... который моим был первым мужем... — О первом браке Клитемнестры есть сообщения, кроме Еврипида, в более поздних источниках. Возможно, что такая версия идет от Стесихора, который причину всех бед, происшедших с дочерьми Тиндарея, видел в его забывчивости: Тиндарей забыл вовремя принести жертву Афродите, и за это богиня сделала его дочерей двух- и трехмужними.
вернуться
574
Ст. 1196—1200. Пусть жребий нам укажет жертву-дочь! — Здесь, как и выше (ст. 90 сл.), Еврипид умалчивает о той версии мифа, по которой именно Агамемнон обязан был умилостивить Артемиду за свою похвальбу, — тем труднее становится положение полководца и тем очевиднее — жестокость его решения.