Ольга Викторовна была очень весела; она пила вино, немного опьянела, оживленно болтала, кокетничала и через стол давала целовать Аргонскому свою ручку в черной ажурной перчатке. При этом она каждый раз, смеясь, спрашивала мужа:
-- Ты не ревнуешь? Нет?.. -- и объясняла Аргонскому: -- Он у меня удивительно неревнивый, и я его за это страшно люблю!..
-- Это хорошая черта, -- соглашался тот, и целовал ее руку гораздо выше, чем позволяет приличие, словно испытывая "неревнивость" Кедрова...
К концу обеда Ольга Викторовна объявила мужу, что они втроем поедут в "Буфф" смотреть "Веселую Вдову": у Аргонского случайно оказались в кармане три бесплатные контрамарки на места второго ряда в партере. Слово "случайно" застряло у Кедрова в мозгу. Он не сомневался уже, что эта случайность была заранее условлена. Он внезапно раздражился, вышел из себя:
-- Я не пойду в "Буфф"!.. Я устал!.. Едем домой!..
Он был красен и тяжело дышал. Ольга Викторовна с удивлением, холодно посмотрела на него и пожала плечами.
-- Я не понимаю, чего ты сердишься? -- деланно-спокойным тоном проговорила она: -- Ты устал, ну и поезжай себе домой. Я останусь. После спектакля меня Аргонский проводит на вокзал...
-- Даже до самого Шувалова, -- подтвердил тот, целуя ее руку.
Спустя десять минут Ольга Викторовна была уже снова весела; она вдруг проявила к мужу необыкновенно нежную заботливость и несколько раз спрашивала: здоров ли он, отчего у него такой измученный, болезненный вид. И советовала ему, по приезде домой, сделать себе холодный душ и пораньше лечь спать...
В восемь часов они вышли из ресторана. Аргонский и Ольга Викторовна простились с Кедровым и поехали в "Буфф". Кедров постоял, подумал, взял извозчика и велел везти себя на Финляндский вокзал. Но на половине дороги повернул назад и поехал в "Буфф".
* * *
Он взял место в одном из последних рядов партера. Когда он вошел в зрительный зал, занавес уже был поднят, и на сцене фигурировали "качели". Пробравшись к своему месту, Кедров сел и, вытягивая шею, старался отыскать глазами жену и Аргонского. Увидев знакомую голубую шляпку и рядом с ней здоровый, тупой затылок рецензента, он впился в них взглядом и не отрывался от них уже до конца акта. То, что делалось на сцене, мало интересовало его; он ничего не видел, кроме голубой шляпки и крепкого затылка и прижавшихся друг к другу его и ее плеч. Пение и диалоги, раздававшиеся на сцене, скользили мимо него, не задевая его слуха...
Когда опустился занавес и зал осветился, он сорвался с своего места и опрометью бросился к первым рядам. Ольга Викторовна и Аргонский шли к нему навстречу, с трудом подвигаясь в теснившейся к выходу толпе. Он столкнулся с ними лицом к лицу, и Ольга Викторовна, увидев его, испуганно вскрикнула:
-- Как, ты не уехал?..
Но уже в следующее мгновение она смеялась, и ласково говорила:
-- Вот умница, что остался! А то меня мучила бы весь вечер совесть, что я отпустила тебя одного... Я ужасно, ужасно рада!.. Но где ты сидишь?.. В восемнадцатом ряду?.. Зачем же так далеко от нас? Ах, как досадно!.. Впрочем, мы это устроим. Я хочу непременно, чтобы ты сидел со мной!..
Она велела им поменяться билетами. Аргонский с кислой гримасой отдал свой билет. Кедров недоверчиво смотрел на жену; он подозревал, что она, как лисица, запутывала свои следы, старалась обмануть его подозрения этой ласковой внимательностью к нему, этим явным предпочтением, которое она отдавала ему перед Аргонским. И все же он был польщен, обрадован, благодарен ей.
"Может быть, я ошибаюсь", -- тоскливо думал он во время второго действия, сидя уже рядом с женой и больше глядя на нее, чем на сцену. Ольга Викторовна вся превратилась в слух и внимание. Ее глаза, все лицо горели наивным детским любопытством; от каждой остроты комика она простодушно, весело смеялась. И при самом проницательном взгляде на нее, Кедров не мог найти в ней ни малейших следов каких-нибудь преступных замыслов, вероломных покушений. Она вся была поглощена тем, что творилось на сцене, и до всего остального во всем мире ей, казалось, не было никакого дела...
В следующем антракте они гуляли втроем в саду. Аргонский был недоволен переменой места, но старался не показывать виду и только изредка кривил губы недовольной усмешкой скрытой обиды. В одном из киосков была устроена благотворительная лотерея. Ольга Викторовна страстно любила всякие лотереи, и, желая угодить ей, Кедров взял на рубль билетов. Четыре оказались пустыми, на пятый пал выигрыш -- глиняная, расписанная эмалью тарелка. Ольга Викторовна приветствовала этот выигрыш громким, детски- восторженным смехом.