(к Ганусу)
Остаться? ГАНУС:(тихо)
Нет, нет, нет… я умоляю, умоляю!.. ЭЛЛА: Вы… вы… жалкий.(Уходит, накинув меховой плащ.)
ТРЕМЕНС: Элла! Стой! А ну ее… ГАНУС: Ушла, ушла… Дверь ухнула внизу стеклянным громом… Ах, теперь мне легче…(Пауза.)
Одиннадцатый час… Не понимаю… ТРЕМЕНС: Опаздывать — дуэльный этикет. А может быть, он струсил. ГАНУС: И другое есть правило: не оскорблять чужого противника… ТРЕМЕНС: А я скажу тебе вот так: душа должна бояться смерти, как девушка любви боится. Ганус, что чувствуешь? ГАНУС: Огонь и холод мести, и пристально гляжу в глаза кошачьи стального страха: знает укротитель, что только отвернется, — вспрыснет зверь{14}. Но, кроме страха, есть другое чувство, угрюмо стерегущее меня… ТРЕМЕНС:(зевает)
Проклятая дремота… ГАНУС: Чувство это страшней всего… Вот, Тременс, — деловое — пошлешь по почте; вот — письмо к жене — сам передашь… О, как ударит в нёбо, о, как ударит!.. Смирно… ТРЕМЕНС: Так. А марку ты рассмотрел? Под пальцами всегда я чувствую тугое горло это… Ты помоги мне, Ганус, если смерть тебя минует… Помоги… Отыщем неистовых наемников… Проникнем в глухой дворец… ГАНУС: Не отвлекай меня безумным и дремотным бормотаньем. Мне, Тременс, очень трудно… ТРЕМЕНС: Сон всегдашний… Сон сладостный… Слипаются ресницы. Разбудишь… ГАНУС: Спит. Спит… Пламенный слепец! Открыть тебе? Открыть?.. О, как они опаздывают! Это ожиданье меня погубит… Господи!.. Открыть? Так просто все: не встреча, не дуэль, а западня… один короткий выстрел… сам Тременс это сделает, не я, и скажет сам, что ставлю выше чести холодный долг мятежника, и станет благодарить… Прочь, прочь, соблазн дрожащий! Один ответ, один ответ тебе, — презрительный ответ: неблагородно. А вот — идут… О, этот смех беспечный за дверью… Тременс! Просыпайся! Время! ТРЕМЕНС: Что? А? Пришли? Кто это там смеется? Знакомый перелив…Входят Морн и Эдмин.
ЭДМИН: Позвольте вам представить господина Морна. ТРЕМЕНС: Счастлив вам услужить. Мы с вами не встречались? МОРН:(смеется)
Не помню. ТРЕМЕНС: Мне спросонья показалось… но это все равно… А где посредник? Тот старичок воздушный — Эллин крестный как звать его… вот память! ЭДМИН: Дандилио сейчас придет. Он ничего не знает. Так лучше. ТРЕМЕНС: Да: судьба слепая. Шутка не новая. Дрема долит{15}. Простите, я нездоров…Две группы: направо, у камина, Тременс и Ганус; налево — в более темной части комнаты — Морн и Эдмин.
ГАНУС: Ждать… Снова ждать… Слабею, не вынесу… ТРЕМЕНС: Эх, Ганус, бедный Ганус! Ты — зеркало томления, дохнуть бы теплом в тебя, чтоб замутить стекло. Вот, например: какой-то тенью теплой соперник твой окутан. На картины мои глядит, посвистывает тихо… Не вижу я, но, кажется, спокойно его лицо… МОРН:(к Эдмину)
Смотри: зеленый луг, а там, за ним, чернеет маслянисто еловый бор, — и золотом косым пронизаны два облака… а время уж к вечеру… и в воздухе, пожалуй, церковный звон… толчется мошкара… Уйти бы — а? — туда, в картину эту{16}, в задумчивые краски травяные, воздушные… ЭДМИН: Спокойствие твое — залог бессмертья. Ты прекрасен. МОРН: Знаешь, забавно мне: ведь я уж здесь бывал. Забавно мне, все хочется смеяться… Противник мой несчастный мне не смеет в глаза глядеть… Напрасно, повторяю, ты рассказал ему… ЭДМИН: Но я полмира хотел спасти!.. ТРЕМЕНС: