Выбрать главу

(тихо и быстро)

Так вот, нарушу слово!.. Открою вам… мне долг велит… Но вы должны поклясться мне — своей любовью, презреньем, ненавистью, чем хотите, что никогда вы этой страшной тайны… ГАНУС: …Извольте, но к чему все это? ЭДМИН: Вот, открою вам: он — этот человек — он… не могу!.. ГАНУС: Скорей!.. ЭДМИН: Э, будь что будет! Он…

(И шепчет ему на ухо.)

ГАНУС: Это ложь!

(Эдмин шепчет.)

Нет, нет… Не может быть! О, Господи… что делать?.. ЭДМИН: Отказаться! Нельзя иначе… Отказаться!.. МИДИЯ:

(к Морну в глубине)

Радость, не уходи… МОРН: Постой… сейчас я… ГАНУС:

(твердо)

Нет! ЭДМИН: Зачем же я нарушил… МОРН:

(подходит)

Что, решили? ГАНУС: Решили, да. Я не гожусь в убийцы: мы драться будем á la courte paille.{11} МОРН: Великолепно… Выход найден. Завтра подробности решим. Спокойной ночи. Еще могу добавить, что дуэли не обсуждают с женщиной. Мидия не выдержит. Молчите до конца. Пойдем, Эдмин.

(К Мидии.)

Я ухожу, Мидия. Ты будь спокойна… МИДИЯ: Подожди… мне страшно… чем кончилось? МОРН: Ничем. Мы помирились. МИДИЯ: Послушай, увези меня отсюда!.. МОРН: Твои глаза — как ласточки под осень, когда кричат они: «На юг!..» Пусти же… МИДИЯ: Постой, постой… смеешься ты сквозь слезы!.. МОРН: Сквозь радуги, Мидия! Я так счастлив, что счастие, сияя, через край переливается. Прощай, Эдмин, пойдем. Прощай. Все хорошо… Морн и Эдмин уходят.

Пауза.

ГАНУС:

(медленно подходит к Мидии)

Мидия, что же это? Ах… скажи мне что-нибудь — жена моя, блаженство мое, безумие мое, — я жду… Не правда ли, все это — шутка, пестрый, злой маскарад, как господин во фраке бил крашеного мавра… Улыбнись! Ведь я смеюсь… мне весело… МИДИЯ: Не знаю, что мне сказать тебе… ГАНУС: Одно лишь слово; всему поверю я… всему поверю… Меня пустая ревность опьянила — не правда ли? — как после долгой качки вино в порту. О, что-нибудь… МИДИЯ: Послушай, я объясню… Ушел ты — это помню. Бог видел, как я тосковала. Вещи твои со мною говорили, пахли тобой… Болела я… Но постепенно мое воспоминанье о тебе теряло теплоту… Ты застывал во мне — еще живой, уже бесплотный. Потом ты стал прозрачным, стал каким-то привычным призраком; и, наконец, на цыпочках, просвечивая, тихо ушел, ушел из сердца моего… Я думала: навеки. Я смирилась. И сердце обновилось и зажглось. Мне так хотелось жить, дышать, кружиться. Забвенье подарило мне свободу… И вдруг, теперь, вернулся ты из смерти, и вдруг, теперь, врываешься так грубо в тебе чужую жизнь… Не знаю, что сказать тебе… Как с призраком ожившим мне говорить? Я ничего не знаю… ГАНУС: В последний раз я видел сквозь решетку твое лицо. Ты подняла вуаль, чтоб нос — комком платочка — так вот, так вот… МИДИЯ: Кто виноват? Зачем ушел? Зачем бороться было — против счастья, против огня и правды, против короля?.. ГАНУС: Ха-ха… Король!.. О, Господи… Король!.. Безумие… Безумие!.. МИДИЯ: Мне страшно, — ты так не смейся… ГАНУС: Ничего… Прошло… Три ночи я не спал… устал немного. Всю осень я скитался. Понимаешь, Мидия, я бежал: не вынес кары… Я знал бессонный шум ночной погони. Я голодал. Я тоже не могу сказать тебе… МИДИЯ: …И это для того, чтоб выкрасить лицо себе, а после… ГАНУС: Но я хотел обрадовать тебя! МИДИЯ: …а после быть избитым и валяться, как пьяный шут, в углу, и все простить обидчику, и, в шутку обратив обиду, унижаться предо мною… Ужасно! На, бери подушку эту, души меня! Ведь я люблю другого!.. Души меня!.. Нет, только может плакать… Довольно… Я устала… уходи… ГАНУС: Прости меня, Мидия… Я не знал… Так вышло, будто я четыре года подслушивал у двери — и вошел, и — никого. Уйду. Позволь мне только видать тебя. В неделю раз — не боле. Я буду жить у Тременса. Ты только не уезжай… МИДИЯ: Оставь мои колени! Уйди… не мучь меня… Довольно… Я с ума сойду!.. ГАНУС: Прощай… Ты не сердись… прости меня — ведь я не знал. Дай руку, — нет, только так — пожать. Я, вероятно, смешной — размазал грим… Ну вот… Я ухожу… Ты ляг… Светает…