«Кто?» — спросил Уэбб.
«Этот высокомерный маленький отродье из Сент-Джонса, который думает, что он Божий дар актерскому ремеслу. Вы, должно быть, видели его в той постановке « Гамлета» несколько месяцев назад».
«Я редко хожу в театр».
«Тогда вы пропустили абсолютное удовольствие. Бернард взял главную роль и был на голову выше всех остальных на сцене. Это было блестящее выступление. Все были в восторге — кроме Саймона Реддиша».
«Подождите минутку», — сказал Уэбб. «Мне кажется, я уже слышал это имя раньше».
Бернард ведь об этом упоминал, не так ли?
«Он никогда не переставал напоминать мне об этом», — сказал Хенфри-Линг. «Реддиш имел наглость думать, что он должен был сыграть Гамлета, и он сказал Бернарду, что тот был бы гораздо лучше в этой роли».
«Какая наглость!»
«Бернард чуть не ударил его. Что действительно расстроило Реддиша, так это то, что его взяли на роль Горацио, самого близкого из друзей Гамлета, гораздо более скромную роль. Ему приходилось стоять там во время выхода на поклон каждый вечер и слушать, как Бернард получает овации».
«Это, должно быть, его расстроило».
«Но худшее было еще впереди».
«Там было?» — спросил Лиминг.
«Да, сержант», — ответил Хенфри-Линг. «Реддиш хотел отомстить, получив роль доктора Фауста в следующей постановке.
Видимо, он хвастался всем, что он создан для этого».
'Что случилось?'
«Бернарда снова выбрали вместо него».
«Это, должно быть, его раздражало», — сказал Уэбб.
«Это взбесило его, Джеймс», — сказал его друг. «Соль была действительно втерта в рану. Реддиш был в ярости. Он отчаянно хотел сделать блестящую карьеру на сцене и обвинил Бернарда в том, что тот намеренно стоял у него на пути».
«Бернард, очевидно, был лучшим актером. Реддиш должен был это принять».
«Он слишком темпераментен, чтобы что-либо принять. Во время репетиций «Гамлета » у него постоянно случались истерики. Его приходилось предупреждать о его ребяческом поведении и говорить, чтобы он проявлял больше контроля».
«Кто теперь будет играть доктора Фауста?» — спросил Лиминг.
«Саймон Реддиш — в этом нет никаких сомнений».
«Добавьте его имя в свой список, сержант», — посоветовал Уэбб. «Похоже, он с большей вероятностью организовал смерть Бернарда, чем профессор Спрингетт или Эндрю Кинглейк».
Записав новое имя в блокнот, Лиминг расспросил их обоих о круге интересов Помероя и задался вопросом, как этот человек мог блистать в стольких разных сферах деятельности. Каждый из них с теплотой отзывался о нем и говорил, что у него были полеты гениальности, которые выделяли его среди сверстников. В случае всех остальных наличие столь широкого круга интересов означало бы неспособность уделять достаточно времени каждому из них. Помероя никогда нельзя было бы в этом обвинить.
Его умение распоряжаться временем было поразительным.
«И последний вопрос», — сказал Лиминг, держа карандаш наготове. «Все говорят, что Померой был очень красивым мужчиной. Это правда?»
«Совершенно верно», — сказал Хенфри-Линг.
«Тогда он, должно быть, привлекал к себе много женского внимания. Был ли кто-то, кто был с ним особенно близок?»
«Нет, сержант. Единственное, на что у Бернарда не было времени, так это на любые увлечения прекрасным полом. Он считал это отвлечением».
«Вы когда-нибудь видели его с женщиной?»
«Да», — сказал Хенфри-Линг. «Один раз он был с матерью, а второй раз — со старшей сестрой. Они оба приехали в Англию в прошлом году.
У Бернарда были правильные приоритеты. Он бы никогда не добился всего того, что он сделал, если бы у него была подруга. Она была бы помехой.
Ты не согласен, Джеймс?
«Да», — сказал Уэбб. «Я просто не могу видеть Бернарда с представительницей противоположного пола. Они просто не представляли для него интереса. Избавьте себя от необходимости искать кого-то, сержант. В этом расследовании вы не найдете женщину».
Лиминг подумал о безымянном друге в Бери-Сент-Эдмундсе.
Хотя он быстро пришел в сознание, Николас Торп был явно нездоров. Его тело дрожало, а голос был хриплым. Он продолжал извиняться за то, что произошло, но Колбек заверил его, что в прощении нет необходимости. С помощью доктора Нанна он провел Торпа в приемную и заставил его сесть. Нанн ненадолго исчез, затем вернулся со стаканом воды. Торп с благодарностью отпил его. Когда ему стало лучше, он попросил разрешения уйти, явно обеспокоенный близостью к телу своего друга. Поблагодарив доктора, Колбек вывел Торпа из больницы, где чистый воздух, казалось, немного оживил последнего. По дороге обратно на железнодорожную станцию он, наконец, начал рассказывать о своей дружбе с Бернардом Помероем.