Так император Павел I является показателем того, что постигает верховную власть, когда она не опирается на свободный и сознательный народ, на освященный земский собор излюбленных людей, на широко развитое всесословное представительство местного самоуправления, когда все пути общения царя с народом уничтожены, все связи порваны и вознесенный на недосягаемую высоту монарх уподобляется громовержцу Зевсу, только с завязанными глазами. Монарх, лишенный опоры и совета думы всей земли, думы, в которой проявлялся бы веками воспитанный дух патриотизма, думы, хранящей исторические заветы народа, являющейся хранительницей, защитницей и выполнительницей его идей, его прав, его задач, органом самосознания нации, — такой монарх, при всей безмерности власти, поневоле правит с помощью интриг и от этих же интриг и гибнет. Император Павел I и его злосчастная судьба в русской истории есть роковой и логический вывод петровской реформы, кровавых казней стрельцов, поверстания при Петре и императрицах множества старых дворян московских и духовных в податное сословие. Судьба Павла есть следствие семидесятипятилетнего женского правления через любовников и угодников, следствие возвышения всевозможных авантюристов и проходимцев иностранцев и унижения коренных русских людей и старослужилых родов честных выходцев с Запада; судьба Павла Петровича есть следствие убийства царевича Алексея Петровича, казненного ослепленным родителем; цареубийство 11 марта 1801 года есть прямое следствие сыноубийства 26 июня 1718 года. Если униженный духом народ, в лице высших иерархов церкви и всего русского общества, бездушно и рабски перенес то сыноубийство, что же удивительного, если после всех последовавших кровавых переворотов века, после крови несчастного Иоанна Антоновича, Петра III, народ устами гренадера так с потрясающим равнодушием высказался о цареубийстве 11 марта в утро после ужасной ночи: «Умер ли Павел Петрович? Да, крепко умер. Лучше отца Александру не быть. А впрочем, нам что ни поп, то батька».
Над порабощенным, безгласным народом, вознесенный на недосягаемую высоту, император пребывал в трагическом одиночестве. Шайка крепостников-тунеядцев плотной стеной окружала его.
Самовластный, он стал игрушкой в руках коварного царедворца. И великолепный замок, в котором он заперся посреди своей столицы, стал сначала его тюрьмой, а потом и мавзолеем.
Записки Н. А. Саблукова
На днях мне пришлось перечитывать «Историю России» Левека, в которой говорится о разногласии в мнениях, существующих до настоящего времени относительно Лжедимитрия, причем меня особенно поразила скудость сведений об этой замечательной эпохе в смысле показаний современников и очевидцев. А между тем сам Левек утверждает, что такие показания имеют чрезвычайную важность для истории, так как одни только очевидцы могут засвидетельствовать правдивость тех или других исторических фактов.
Я сам был очевидцем главнейших событий, происходивших в царствование императора Павла I. Во все это время я состоял при дворе этого государя и имел полную возможность узнать все, что там происходит, не говоря уже о том, что я лично был знаком с самим императором и со всеми членами императорского дома, равно как и со всеми влиятельными личностями того времени. Все это, вместе взятое, и побудило меня записать все то, что я помню о событиях этой знаменательной эпохи, в надежде, что таким образом, быть может, прольется новый свет на характер Павла I, человека, во всяком случае, незаурядного.
Смею думать, что читатель не поставить мне в вину, если в течение этого повествования мне не раз придется говорить о себе лично, про многих из моих друзей и про полк, в котором я служил. Подробности эти я привожу лишь как доказательство правдивости моего повествования, которая только и может придать настоящий интерес этому рассказу.
В эпоху вступления на престол императора Павла I мне было двадцать лет; я был в чине подпоручика конной гвардии, прослужив перед тем в том же полку два года унтер-офицером и четыре года в офицерском чине.[3] Перед тем я много путешествовал за границей и был представлен ко многим дворам, как в Германии, так и в Италии, вследствие чего много вращался в высшем обществе, как в России, так и в чужих краях. Отец мой держал открытый дом, в котором собирались запросто многие министры и дипломаты, вследствие чего, несмотря на мою молодость, я уже достаточно был подготовлен к пониманию текущих политических событий. К этому надо прибавить, что, будучи вообще хорошо знаком с несколькими иностранными языками, я живо интересовался политическими вопросами и с особенным вниманием читал газеты.
3
Будучи унтер-офицером, я был ординарцем у фельдмаршала графа Салтыкова, дежурил у него через неделю и обязан был в это время всюду сопровождать его. Благодаря этому мне часто приходилось бывать с его свитой в прихожей кабинета императрицы Екатерины II.