— Если так, то я желаю знать, что означает эта записка.
Петтигрю снова бросил взгляд на письмо и сухо улыбнулся.
— Согласен, для постороннего она немного загадочна, — сказал он. — Но для человека, который в курсе дела, значит много. В ней идет речь о… Но не ставим ли мы снова телегу впереди лошади, инспектор? И что еще хуже, не говорим ли загадками в присутствии мистера Маршалла? Вот уже пять минут он пытается прочесть записку вверх ногами и по-прежнему не понимает, что все это значит. Как человек, который еще совсем недавно считался сознавшимся убийцей, он имеет право узнать всю историю, которую, без сомнения, пока знаете только вы. В конце, если возникнет необходимость, я могу добавить кое-какие интерпретации.
Моллет несколько секунд колебался.
— Вы, конечно, понимаете, что все это сугубо конфиденциально, — сказал он, обращаясь к присутствующим.
— Да, конечно. Во всяком случае, что касается меня, мистер Маршалл может подтвердить, что я давно проповедовал перед ним добродетель молчания. В то время он со мной не согласился, но, полагаю, последовавшие события должны были заставить его изменить свое мнение. Что же касается мисс Бартрам…
— Я не пророню ни слова, — серьезно сказала Шила.
— Сомневаюсь. Но ваши шансы на получение от меня свадебного подарка полностью зависят от вашей скромности. Надеюсь, это достаточная угроза. А теперь, инспектор, устраивайтесь поудобней и, если хотите, раскуривайте свою трубку. Мы все — внимание.
— Трудновато сообразить, с чего начать, — сказал Моллет. — Возможно, лучше всего с рассказа о том, как это дело поразило меня, когда меня впервые пригласили его расследовать. Как вы помните, сэр, — он повернулся к Дереку, — когда леди Барбер позвала меня к себе в клуб, чтобы обсудить неприятные события, случившиеся в первых трех городах на маршруте турне, ей весьма не понравилось мое предположение, что она, возможно, ошибается, считая, будто все они имеют одно и то же происхождение. Мое же соображение основывалось на том, что среди этих трех случаев был один, явно не согласующийся с остальными. Я, разумеется, имею в виду конфеты, начиненные карбидом, которые были присланы в саутингтонскую резиденцию. У меня почти не было сомнений, что анонимные письма, доставленные одно до, второе сразу после дорожного происшествия, дело рук Хеппенстола, который, как нам было известно, в то время находился поблизости. Казалось, были все основания предполагать, что он же ответствен и за нападение на леди Барбер в Уимблингэме.
Моллет сделал паузу и подергал себя за ус. Он выглядел смущенным.
— Как оказалось, я ошибался, — признался он. — Впрочем, это не имело никакого значения, как выяснилось впоследствии. Так или иначе, к тому, что произошло в Уимблингэме, Хеппенстол был абсолютно непричастен. Он представил нам не оставляющие никаких сомнений доказательства этого.
— Тогда кто был причастен? — спросил Дерек с нетерпением.
Моллет улыбнулся:
— Ваша догадка, мистер Маршалл, оказалась совершенно верна. Насчет человека, который так больно лягнул вас в ребра.
— Бимиш?
— Да.
— Но вы сами сказали тогда, что если бы он хотел напасть на кого-то в ту ночь, надел бы обувь на мягкой резиновой подошве, — возразил Дерек.
— Правильно. Но Бимиш не хотел ни на кого нападать. То, что он ударил леди Барбер, было чистой случайностью. Он не собирался этого делать, ему пришлось — чтобы улизнуть из коридора, пока его никто не узнал.
— А что в таком случае он делал там в столь ранний час?
— О, стоило немалых трудов выяснить это. Он просто возвращался домой. Видите ли, он провел… — Моллет бросил быстрый взгляд на Шилу и слегка покраснел, — в некоем месте большую часть ночи, если вы меня понимаете. Боюсь, его нравственные устои…
— Ну-ну, — перебил его Петтигрю. — Не будем к нему слишком строги. В конце концов, кровати в тамошней резиденции славятся своим чудовищным неудобством. Трудно винить его за то, что он захотел поискать более мягкую постель в другом месте. Но продолжайте, инспектор.
— Так вот. Как уже сказал, все остальные события я был готов отнести к одному и тому же источнику. Только не конфеты. Это преступление — совершенно иного типа. В сущности, это не столько преступление, сколько злой розыгрыш. А розыгрыши обычным путем раскрыть очень трудно, ибо суть их заключается в полной безответственности и отсутствии мотива. Но в данном случае стоило покопаться. Судья уже был замешан в неприятность, никак не связанную с освобождением Хеппенстола из тюрьмы, — я имею в виду дорожный инцидент, в котором пострадал мистер Сибалд-Смит. Исходя из предположения, что у судьи все же только два недоброжелателя, а не три, я попытался связать случай с конфетами с дорожным происшествием. Я тайно навел кое-какие справки о мистере Сибалде-Смите, выявил его отношения с некой дамой по фамилии Парсонс, разузнал кое-что о ее характере и о том, что она неплохо осведомлена о кондитерских предпочтениях судьи, и в результате пришел к заключению, что эпизод с конфетами именно ее рук дело.