- Стой! Куда ты?! - крикнула Наталья.
- За водой. Там, за дверью, два ведра...
- Какая вода, дура, теперь спасаться надо, ничего уже не зальешь!
Но девушка уже спрыгнула на пол и тотчас с воплями заплясала на месте. Пол был объят пламенем, а она даже не подумала об этом. С обожженными ногами она вскочила обратно на кровать и безумными глазами уставилась на огонь, лизавший одеяло и матрас.
- Боже мой, неужто сгорим, Светка?.. - глядя на нее, протянула обреченным и не своим голосом Наталья. - Светка... Да говори же что-нибудь!..
Отчаянный, надрывный крик вырвался у девушки вместе с плачем:
- Сгорим? Мы сгорим?.. Я не хочу умирать! Не хочу, не хочу-у!!!
Она вцепилась пальцами, как клещами, в плечо подруги и стала ее трясти.
- Заткнись! - крикнула Наталья и глянула вниз, пытаясь разыскать туфли; но они были объяты пламенем.
Тогда она схватила простынь и разорвала ее пополам, потом еще раз, еще.
- Будем бороться! Может быть, победим... Делай, как я!
И стала обматывать ноги. Подруга недоуменно глядела на нее.
- Ты слышишь?! - закричала Наталья. - Быстрее обматывай ноги! Потом мы пойдем в огонь, поняла? Пойдем в огонь! Мы пройдем через него быстро и не сгорим живьем, не успеем; главное - не останавливаться, а ожоги зарастут. Я иду направо, ты - налево. Я - за ведрами, ты иди туда, где бабка; ее комната, наверно, еще не горит, вдвоем вам удастся спастись, там есть окно... А я... я попробую залить, а если нет, то выбегу в дверь, ясно?
Светлана кивнула. Рассуждать некогда, это был единственный путь к спасению. Обе бросили взгляд на одеяло. Они знали: тот, кто закутается в него, не обгорит. Их взгляды встретились. Наталья рванула одеяло, бросила подруге, а сама завернулась в остатки простыни и пододеяльника. Теперь все решала быстрота. Укутавшись, как решили, они вмиг скользнули на пол и бросились в разные стороны.
Но не так-то легко было найти дверь в коридор в густом, удушливом дыму. На это потребовалось время, и когда Наталья нашла, наконец, эту дверь, ее покрывало вспыхнуло. Еще минута, меньше - и она сама заполыхает. А спасительный выход - вот он, осталось только толкнуть дверь, и она будет на свободе, в коридоре, где, наверное, нет огня, где свежий воздух и ведра с водой...
Но она не смогла дойти.Дверь вся пылала и не подпускала к себе; плечом с разбегу ее не вышибить, запоры были крепкие. Оставалось вернуться и идти туда, где Светлана, откуда слышался ее надсадный кашель. Только там теперь было спасение. Быстрее, быстрее же, дорога каждая секунда! Ее руки и ноги уже обгорели, то тут, то там на них вздувались пузыри и лопались, шипя. Хотелось стонать, кричать, орать от боли, но она, стиснув зубы и глядя перед собой, пошла туда, где подруга. Справа лопались оконные стекла, но она даже не посмотрела туда. Там бушевал огонь, получивший порцию кислорода. Конечно, ей ничего не стоило рискнуть, ринуться сквозь пламя в окно и спастись; пусть с сильными ожогами, однако она осталась бы живой... Но там, впереди, была Светлана, ее Светка; уходить без нее - значило стать предательницей, к тому же она могла еще помочь спасти бабку. Та, наверное, задыхается сейчас в постели...
И вдруг совсем рядом послышался истошный крик. Наталья сделала еще шаг и наткнулась на подругу. Та завопила:
- Там все горит!..
Она была права. Невозможно было глядеть, огонь жег глаза, но Наталья все-таки посмотрела. Ужасную картину увидела она и крикнула:
- Смотри!..
И обе застыли на месте, уже похожие на огромные факелы...
Ковровая дорожка в комнате вспыхнула мгновенно, будто была облита бензином, и сразу же отрезала пути к отступлению.
Когда бабка проснулась, горело уже все, кроме иконы Христа Спасителя в углу и ее железной кровати. Она сразу все поняла. И, как раскат грома, в голову ударила мысль: во всем виноват проклятый керосиновый бачок, который где-то подтекал. Она сунула ноги в еще не сгоревшие тапочки и заторопилась к окну - единственному пути к спасению. Рамы еще не горели, но огонь уже подбирался к ним. Бабка ухватилась руками за оконные перекладины. Мешали стекла. Она выдавила одно, сильно порезав руку, но лучи от него, будто копья, ощетинились на нее со всех сторон. Да и отверстие оказалось ничтожно мало. Она быстро огляделась. Чем же ударить, выбить проклятое стекло? На глаза попались стулья. Оба горели, не взяться руками. А кроме них - ничего. Ей бы вспомнить про подушку, одеяло!.. Но не вспомнила. И решила, что надо самой делать ход, своим телом. Но для этого она должна забраться на подоконник. Как?! Что подставить? А без этого не влезть... К тому же за этим недобитым стеклом - другое, еще целое...
Будь прокляты эти двойные рамы! Что же остается? Только сломать их, а потом, когда их не станет, попробовать вскарабкаться как-нибудь. Может, удастся?.. Она вцепилась в рамы и дернула раз, другой, но не тут-то было. Она стала стучать кулаками по этому скелету, ставшему теперь для нее тюремной решеткой, толкать его локтями, плечами, трясти... Но с тем же успехом она могла бы попытаться сдвинуть с места паровоз. Деревянные бруски прочно держали в плену свою жертву, не давая ей вырваться из заточения и уйти от смерти. И не раскрыть створок. К несчастью, оконный переплет был сплошным. Только форточка наверху.
И тут старуха поняла, что ей уже не выбраться из своей тюрьмы, и это конец. Недоставало у нее сил, чтобы выломать перекладины, и слишком она была стара, чтобы попытаться выбраться наружу. К тому же она уже задыхалась и теряла сознание - вот-вот упадет. Оставалось одно - гореть заживо, и ей теперь от этого не уйти. Она опустила руки и заплакала. Потом повернулась к иконам и горячо помолилась Господу о спасении души.