Наступает ночь. Выпиваем по глотку пресной воды прямо из кастрюли. Наши стаканы вместе с кучей других мелких вещей снесло в море, когда мы сталкивали плот с песчаной отмели при прибое. Растворяем в воде несколько капель соевого соуса, чтобы придать ей какой-то вкус. Получилось великолепно! Мы голодны не больше, чем обычно. Когда последние лучи заходящего солнца освещают облака, Жозе взволнованно спрашивает:
— Эти рифы там, около мыса... Мы их пройдем поздней ночью?
— Мы еще не дошли до них. При нашей скорости будем там во время отлива. Сейчас полная луна, и при всех обстоятельствах мы увидим их загодя. Если нам не удастся пройти, станем на якорь. Во всем этом районе нет больших глубин, а у нас достаточно длинный якорный трос.
В течение часа мы постепенно одеваемся: на нас уже надеты толстые свитеры и нейлоновые куртки. Палуба погрузилась в воду на два сантиметра, и подушки положены на ящик. К 9 часам начинается дождь. Совершенно окоченевшие прижимаемся друг к другу под плотным брезентом, предназначавшимся для сбора дождевой воды. Море по-прежнему без единой морщинки, но дует пронзительный ветер, и мы скорчились, как две зябкие птицы: моя голова на коленях у Жозе, а ее лоб на моем затылке. В таком положении дремлем. Вода поднялась уже до лодыжек. Пытаемся сквозь дождь разглядеть пугающий нас мыс, но небо и море слились в сплошную серую завесу, за которой расплываются все предметы.
«Четверг 30 марта. Как долго не наступает рассвет! Наконец в чисто вымытом небе поднимается солнце. Дрожим от холода. Плот еще больше погрузился, и один бочонок скрылся под волнами, вероятно наполнившись водой. Край скамьи с правого борта теперь на уровне моря. Жозе садится на ящик, а я становлюсь как можно дальше на левый борт, чтобы восстановить равновесие. Озираемся вокруг: всюду небо и море. Как только поднялось солнце, увидели тонкую линию деревьев на горизонте. Какой бы ни была наша дальнейшая судьба, она решилась сегодняшней ночью. Нет никакой надежды пристать к более или менее гостеприимной земле. Нас может спасти только чудо. Если оно не произойдет, смерть близка: мы медленно погружаемся в море. Даже если плот сохранит некоторую плавучесть и не будет погружаться слишком быстро, нас смоет с него при небольшом волнении. Не говоря уж об акулах!»
Море остается спокойным, но ночного волнения оказаось достаточно, чтобы смыть все, что по было крепко привязано, — наши шляпы (а это очень важно, так как солнце уже сильно припекает), спасательный жилет, маленький бидон с бензином. Волнение постепенно усиливается, и Жозе переходит на корму. Увы, ее вес не имеет большого значения! Я ползу на нос по грудь в воде, чтобы более надежно обеспечить равновесие.
— Надо облегчить плот, — говорю я, — выброшу якорь!
Эту неприятность я предвидел заранее и обдумал решение. Если бы нам удалось приблизиться к берегу, то только якорь решил бы дилемму: пристать или разбиться о скалы. Но якорь самый тяжелый предмет на борту, и лучше от него освободиться.
Выпиваем немного воды с соей. Я еще дрожу от холода и, чтобы согреться, хватаю глоток уксуса с перцем. Это немного помогает. В полдень солнце припекает вовсю, мы раздеваемся и развешиваем на мачте мокрую одежду.
Море опять спокойно; ни малейшего дуновения ветерка. Видя, как далеко нас уносит в открытое море, я на одну минуту воображаю, что при хорошем ветре мы смогли бы пересечь Тиморское море и вернуться на один из индонезийских островов. При благоприятных условиях это заняло бы 12 дней, а у нас достаточно пресной воды, чтобы продержаться в два раза больший срок. Без еды же можно просуществовать еще дольше. Но нам нужен ветер, даже если он нас потопит. Круговой дрейф — это самое худшее, что могло случиться с нами. И мы сейчас угодили в такой дрейф!
Достаю из ящика Библию и «Кон-Тики», и мы читаем. Интерес к приключениям Тура Хейердала представляется мне юмором висельников, но Жозе это чтение доставляет удовольствие. Время от времени обмениваемся улыбками и несколькими словами. От природы я не очень общителен, а теперь больше, чем когда бы то ни было.
— Как ты думаешь, скоро ли мы попадем на судоходные трассы?
— Не очень скоро, надо дрейфовать к северу по меньшей мере еще 100 миль.
— Как ты считаешь, сколько времени потребуется нам для этого?
— Я ничего не считаю. Все зависит от неизвестных мне течений и приливов...
— Но мы спасемся, милый, вот увидишь!
Я отвечаю «да», но звучит оно не слишком убедительно, и Жозе это замечает. Немного погодя уровень воды поднимается до середины высоты скамьи, она спокойно говорит:
— Ты помнишь свое обещание?