Я пытаюсь сохранить спокойствие, внушая себе, что эти «суматры» никогда не бывают продолжительными. Но шквал длился уже три часа, и, чтобы приключение удалось на славу, засверкали молнии, с адским грохотом обрушиваясь на нас. Голубые вспышки выхватывали из темноты каждый гребень бешеных волн, каждую каплю дождя и рисовали китайской тушью силуэт «Синга Бетины» на неимоверно низких облаках, вибрировавших от своего свечения. Вот еще одна молния блеснула совсем близко. Мы, кажется, одновременно закричали, предостерегая друг друга. За эти доли секунды отчетливо наметилась линия деревьев, вырисовывавшихся совсем близко с правого борта. Берег! Это может быть только Танджунг-Тохор. Значит, за три часа при 70-сильном моторе, работавшем без перерыва, шквал отнес нас назад более чем на пять миль к отмелям, которых мы почти касаемся бортом. Оставив Жозе на штурвале, отдал оба якоря: дрейф был достаточно быстрым, чтобы они основательно зацепились за грунт. Я довольно долго не останавливал мотор, заставляя его работать на половинной мощности, чтобы рассмотреть, как ведут себя якоря. Мы хорошо держимся! Беспрерывные молнии показывают нам берег в кадрах замедленной съемки, кривые деревья корчатся, как в кипящей смоле, но наше положение не меняется. Ветер явно слабеет. Гром раздается уже за горами Бату-Пахата, дождь более отвесно падает в по-прежнему бурное море. Останавливаем мотор и спускаемся в каюту, снимаем мокрое платье и крепко растираемся губками. Лампы на карданных шарнирах зажжены, и мы наливаем себе по порядочной порции виски. Чувствуем себя наполовину окостеневшими и совершенно выжатыми. Прежде чем стаканы опустели, мы рухнули на скамейки (не хватило сил забраться на наши койки) и заснули как убитые. Было четыре часа утра.
Поздно утром мы поднимаемся наверх, где обнаруживаем совершенно синее, свежевымытое небо, южный берег Танджунг-Тохора на расстоянии 200 метров от нас и 60 сантиметров воды под килем. Мы еще не совсем опомнились от ночной сумятицы, и я даю торжественное обещание никогда не плавать ночью вдоль этого берега. Чтобы доказать свою решимость на деле, после завтрака поднимаю якорь только для короткого 20-мильного броска до Муара. Здесь мы поднимаемся вверх по реке, чтобы за полчаса до наступления темноты пришвартоваться у пустынной пристани, не обнаруживая ни единого буя из тех, что с такой трогательной заботой обозначены на карте. На следующий день нам остается покрыть не более 20 миль, чтобы добраться до Малакки, сделав поворот у острова Бесар при основательных шквалах с дождем, которые значительно сократили видимость. Острова и скалы, столь многочисленные в этом месте, полностью скрываются из виду, а за короткие промежутки прояснения я спешу определиться по компасу и отмечаю свое положение на карте, прежде чем меня ослепит следующий ливень. Вход в Малакку образуют два длинных перпендикулярных мола, которые на несколько сот метров удлиняют устье реки. Глубины на входе незначительны, и он не слишком широк. Суда становятся на якорь в открытом море, грузятся и разгружаются при помощи плоскодонных шаланд. Но мы обнаруживаем две китайские шхуны значительных размеров, пришвартовавшиеся к северному молу, и это нас успокаивает. Я очень доволен тем, что нам не нужно стоять несколько дней вдали от берега, на открытом рейде.