Чертовски неприятная работа лезть на верхушку мачты, чтобы распутывать царящий там хаос и привести обратно на палубу большой двойной блок, поднимающий до места парус, но все же надо это сделать!.. Я накладываю бамбуковые стволы вдоль надлома. Злосчастная рея теперь напоминает поломанную конечность в лубке. Это некрасиво, зато крепко, и рея выдержит 1000 миль до Макасара...
Наступила ночь. Впервые после нашего отплытия из Тренгану буксируемая леска натягивается и звонко хлопает о фальшборт. Прыгаю сверху и начинаю осторожно тянуть. Нашей самой заветной мечтой было поймать в один прекрасный день большую рыбу, и мы тащим за собой огромный крючок с приманкой на конце крепкой нейлоновой лески. Я тяну, перебирая руками, и огорчаюсь слабым сопротивлением своей жертвы! Несомненно, опять попалась какая-то разочаровавшаяся в жизни сардина! Но по мере того как добыча приближается к борту, я начинаю заикаться от волнения. Склонившаяся над темной водой Жозе тоже разглядела огромный и неясный силуэт. «Что это такое?» — бормочет она, потрясенная зрелищем. «Не знаю, но это какой-то гигант! Дай мне поскорей перчатки!» За то время, которое понадобилось Жозе, чтобы взять мой старые кожаные перчатки, всегда лежащие на радиопередатчике, неизвестная рыба потеряла терпение и начала злиться. Отпускаю леску на всю длину, натягиваю перчатки и вновь начинаю выбирать ее безо всякого сопротивления, пока добыча не оказывается прямо подо мной. Тяну, как бык, подводя ее с трудом к самой поверхности, и вижу акулу длиной пять метров, темно-серую, великолепной веретенообразной формы и явно недоброжелательно настроенную. Акула устала от этой игры и вдруг рванулась, как ракета. Я отпускаю леску, и, сверкнув зеленой молнией, она, как бритва, прорезает плотную перчатку и кончик моего указательного пальца, а затем лопается от страшного напряжения.
Пока я облизываю свой окровавленный палец, мы испытываем горькое разочарование. На этот раз последнее слово остается за Жозе: «Уж не думаешь ли ты, что мне удастся приготовить тебе целую акулу на обед? Даже плавники для супа не уместились бы в нашей мини-кастрюльке».
Но не каждый день случаются такие увлекательные происшествия. Немного позже я начинаю сочинять письмо своим родителям, рассчитывая отправить его из Макасара. Чтобы дать им правильное представление о нашей жизни, надумываю снять дословную копию с записей в бортовом журнале. Разумеется, нужно иметь любящее родительское сердце, чтобы дочитать до конца эту писанину — скучнейший перечень шквалов, штилей, туманных горизонтов, державших нас в счастливом неведении относительно положения судна, причитания по поводу изнурительных маневров с опусканием и поднятием парусов изо дня в день, из недели в неделю.
В довершение всех наших злоключений через два дня после отплытия с Кариматы нас постигла беда: мы оба одновременно заболели. Вызвана ли наша болезнь водой, которую мы пили на острове, или одним из видов особо ядовитых москитов (там их миллионы), мы еще не знаем, но нам определенно известно, что мы были близки к смерти, когда валялись в каюте, тогда как «Синга Бетина» упрямо продолжала свой путь на юг. Я свалился первым с приступом сильнейшей лихорадки. Все тело горело и ныло. Съежившись на койке, я дрожал от озноба под двумя шерстяными одеялами. Жозе все еще стояла за штурвалом. Но на следуютщее утро она также почувствовала себя плохо. Весь день мы ничего не делаем в ожидании улучшения или конца. Полагая, что мы, несомненно, страдаем от приступа тропической малярии, начали глотать хинин. Нам стало немного легче, и температура снизилась. Но мы так ослабели, что с трудом могли пошевелиться. Беспрерывно идет дождь; в короткие интервалы я несколько раз пытаюсь взять высоту солнца, несмотря на ужасную головную боль. Прежде чем изменить курс, мне нужно убедиться в том, что мы благополучно пройдем опасный район мыса Самбар, юго-восточной оконечности Калимантана, загроможденной скалами и мелями, которые протянулись на 60 миль в открытое море. Для этого я должен был непременно проверить более чем сомнительное счисление хорошей астрономической точкой. Огибаем Калимантан вне его видимости и прокладываем путь на восток через Яванское море. Болен я или здоров, надо беспрерывно маневрировать парусами. Вокруг нас то и дело разражаются грозы, создавая помехи для приема часовых радиосигналов. Кливер порвался в клочья во время шквала. Из-за своей слабости я слишком медленно его спускал. Заменил кливер старым «янки» с «Альтинака». Этот исторический парус, купленный по случаю в Алжире уже довольно давно, служил нам верой и правдой и протащил нас в хорошую погоду немало миль по Средиземному морю. Превращенный в кливер для плохой погоды, он храбро держится, превосходя все чаяния. Мы встречаемся со смерчами. Впечатляющее зрелище: тонкий темный палец, змеясь, выходит из низких туч, в то время как пирамида пенистой воды мучительно поднимается ему навстречу, пока оба не соединятся в извивающуюся зачарованвую кобру. Эти смерчи никогда не бывают очень сильными и не приближаются к нам близко. Тем не менее даже на расстоянии мили они приводят в ужас.