Мы приобрели еще одного друга в лице старшего лоцмана Управления порта, говорящего не слишком правильно, но зато очень охотно по-английски. Он познакомил нас с семейным укладом индонезийцев, а Джон — с китайскими обычаями. Лоцман — спокойный, низкорослый, всегда улыбающийся человек. У него такая же маленькая пухленькая жена и два красивых мальчика, которых нельзя упрекнуть в невоспитанности. Все они христиане, и на Сулавеси в этом нет ничего необычного: половина наших знакомых исповедует ту же религию. В этой семье мы отпраздновали рождество. Хозяева раздобыли какое-то деревце, напоминавшее елку, и украсили его клочками шерсти, что должно было изображать хлопья снега. Разумеется, они плохо представляли себе, как выглядит заснеженная ель, но оказали нам очень радушный прием.
Небольшая ссадина, которую я нанес себе на Каримате, сильно воспалилась, и на левой ноге образовалась огромная лиловая язва. На протяжении месяца она становилась все более глубокой, а железы в паху распухли до того, что я уже не мог ступить на ногу и даже носить самые легкие сандалии из японской резины. Наш друг лоцман решил, что мне надо немедленно оказать помощь, и доставил в портовый лазарет. При виде полдюжины ржавых игл, лежавших на грязном столе, я решил, что настал мой последний час. Здоровенный веселый фельдшер согнул четыре-пять игл, прежде чем вонзить одну из них в мою ягодицу почти до упора. Так была введена в мой организм какая-то подозрительная грязная смесь, носившая название «пенициллин». Но, должно быть, у меня железное здоровье, так как я не только не скончался от общего заражения крови, заранее смирившись с таким исходом, но даже начал поправляться: железы опали, а язва постепенно затягивалась.
Предполагалось провести в Макасаре пять дней, но прошло уже три недели, а мы все еще не были готовы к выходу в море. Проверив мотор, я должен был осмотреть весь стоячий такелаж, который порядочно износился в штормах и еще больше в штилях. Мне хочется сменить два гика и две реи. Господин Рюрю предложил было свои услуги, но, раздосадованный моей придирчивостью при первом торге, порвал с нами всякие отношения.
Джон сказал, что знаком с мастером, который сможет изготовить нам все необходимое. Мы отдали также в починку паруса. Они превратились в тряпье, и их следовало бы полностью заменить. Но во всем Макасаре нет ни куска приличной нарусины, и нам приходится довольствоваться починкой того, что починить нельзя, положившись на милость провидения.
А пока мы бродим по многолюдным улицам, пьем подозрительный кофе в мрачных кабачках, где бедняки угощаются стаканом тепловатой воды и при нашем появлении приветствуют нас обычным возгласом: «Келилинг дунья!» Пополняем наши запасы продовольствия, забегая в лавчонки. Джон подарил нам большой мешок риса, и, чтобы сохранить его сухим на борту, мы изготовляем тару из брезента. В мешке Джона по меньшей мере 30 килограммов. Этого вполне достаточно, чтобы добраться до Молуккских островов и даже до Филиппин. (Но нам не довелось достичь Филиппин, а этот избыток риса, пожалуй, помог нам выжить.) Закупка продовольствия превращается в Макасаре в предприятие, полное неожиданностей, и зависит от удачи. Почти повсюду можно найти изысканные продукты, но самых обычных везде не хватает. Пополнение запасов мы заканчиваем закупкой советского яблочного компота и китайского варенья, а также двух бутылок голландской можжевеловой настойки, самого лучшего, а главное — самого дешевого алкогольного напитка, который можно здесь найти. В государственном магазине покупаем сахар и муку в количестве, озадачившем местных жителей, а в ресторане — керосин. Заполняем баки горючим и водой, и, хотя, по нашим представлениям, эти два жидких тела резко отличаются друг от друга, в дальнейшем на практике оказалось, что они состоят в довольно близком родстве.
Бегая по городу, мы встретились с новым персонажем, при виде которого наши сердца растаяли от умиления. Привязанная целью к ручке какой-то двери, стояла самая очаровательная маленькая обезьянка из всех, каких мне доводилось видеть (а я насмотрелся на них достаточно), и кротко взирала своими скромными глазками на уличную суету. Совсем молодая обезьянка с бурой, как у медведя, шерстью и невинными голубыми глазами. Как только Жозе наклонилась, обезьянка прыгнула к ней в руки и повисла на шее. Жозе сразу же была покорена, и я тоже. «О Анри, я хочу ее!» Еще бы! Хозяин обезьянки тут же устремился к нам, почуяв выгодную сделку.