— Четыреста рупий!
— Сто! — отвечаю я. В конечном счете сходимся на двухстах. Мы тотчас окрестили обезьянку Телемахом и под этим именем вписали в судовую роль в качестве матроса без специальности. Я определил обезьянку как «карликового орангутанга», и в самом деле, она представляет собой миниатюрную копию больших приматов Сулавеси. Нрав у Телемаха самый веселый. Он единственный из известных мне обезьян способен по-настоящему смеяться во все горло, хлопая себя при этом по ляжкам. Телемах обладает удивительным даром смеяться, когда мы обмениваемся шутками, даже если это делается с серьезным выражением на лице. Можно подумать, что он понимает каждое слово, улавливает каждое намерение. Это почти смущает нас. Мы без ума от Телемаха, и неприятности с ним возникают только тогда, когда Жозе принимается стряпать. По какой-то загадочной причине это почтенное занятие приводит Телемаха в ярость. Достаточно ему увидеть Жозе перед плиткой, как он начинает истошно вопить. Приходится лишь удивляться тому, что такой дикий вопль может испускать столь крошечное существо!
Как обычно, кажется, что «неотложные» работы никогда не будут доведены до благополучного конца. Но Джон отремонтировал генератор мотора и доставил его на борт, хотя, как известно, механики потеряли представление о законах Ома. Тот же неоценимый Джон продемонстрировал нам еще один из своих выдающихся талантов. Это произошло на следующую ночь после чудодейственной инъекции пенициллина. Было ли то отравление жидкостью, введенной в мой организм, или рецидивом малярии, которую я ношу в себе, не знаю, но только в тот день я свалился на койку, дрожа от озноба под кучей одеял, и находился в полузабытье. Тем временем свирепый шквал обрушился на Макасар и, мгновенно набирая силу, превратился в шторм. Хотя бассейн для парусников хорошо укрыт, волнение проникло и в него. Это подняло страшную толчею в тесной акватории, и большие кечи начали наскакивать один на другой. Мы пришвартовались к какому-то обломку кораблекрушения, чудом державшемуся на плаву. Вскоре наш фальшборт начал расщепляться на длинные полосы, ударяясь об этот железный котел, который раскачивался как маятник с амплитудой более метра. Между тем наши противоударные устройства были, мягко говоря, недостаточными. Настала ночь, и дождь низвергался с небес с такой силой, как будто господь бог решил возобновить постановку «Всемирного потопа». Жозе, отчаявшись вывести меня из коматозного состояния, спрыгнула на пристань и побежала вдоль пустых пакгаузов к мастерской Джона. Значительно позднее до меня донеслись невнятные крики и загадочные шумы. Казалось, что за опущенным занавесом демонстрируется какой-то фильм ужасов, слышится звукозапись из Шарантонского дома для душевнобольных: под непрерывный басовой аккомпанемент барабанящего дождя и раскатистого грома раздавались завывания и удары, затем что-то тяжелое плюхнулось в воду и Жозе разразилась проклятиями. Я не знал, чудится ли мне все это в бреду или до меня действительно доходят реальные звуки. Череп мой, казалось, вот-вот разлетится на части, а весь этот гам представлялся звуками адского оркестра, приветствующего мое прибытие в преисподнюю. Только на следующее утро Жозе рассказала мне о том, что произошло в действительности. Она не застала Джона дома, и лишь после длительных и бестолковых объяснений (ведь Жозе не знает ни одного слова по-малайски) жена нашего друга поняла, в чем дело, и отправилась на розыски мужа, стуча из двери в дверь, из одного кабачка в другой. Наконец Джон был обнаружен в одной китайской таверне, причем в более возбужденном состоянии, чем обычно, и под сильным хмельком. Но, пьяный или трезвый, механик был не из числа тех, кто оставляет товарища в беде. Джон вывел свой самый большой грузовик и втащил в него с помощью своего меньшого брата Бена самые огромные автопокрышки, какие нашлись у него под рукой. Затем, действуя в стиле налетчиков, он выжал до отказа акселератор и помчался по извилистым темным улицам сквозь сплошную водную завесу дождя, в то время как Бен и Жозе хватались за что попало, чтобы не разбиться. Когда они достигли причала, начались осложнения. Прикрепить шины весом до 50 килограммов к двум беснующимся корпусам — это не детская забава. Но Джон, которого прогулка не охладила, бросался во все стороны, не обращая внимания на Жозе, умолявшую его быть осторожнее. Он не желает слушать ее увещаний и твердит по-английски: «Не волнуйтесь, я около вас». Неожиданное виляние судна сбрасывает его за борт вместе с покрышкой диаметром полтора метра в качестве погребального венка.