До того как море снова покроет место, где мы высадились, надо перенести все на прогалину. Уже поздно ночью плывем к «Синга Бетине», которая теперь опять на плаву. Слегка касаясь дна, она ждет, когда волны ее освободят. Надо разгрузить бедор полностью. Закрепляем четырехпалый якорь на брашпиле и подтягиваем судно к берегу. При полной воде сизигийного прилива швартуемся в верхней части пляжа против леса. Возвращаясь на судно (это будет наш последний ночлег на его борту), обнаруживаем первые неприятные свойства нашего «райского» острова: тысячи крошечных, почти невидимых мошек жалят нас так, точно на кожу падают капли едкой кислоты. По сравнению с ними москиты, которых здесь также предостаточно, кажутся очаровательными созданиями. Мы познакомились с песчаной мошкой и не смыкаем глаз почти всю ночь.
Первые дни проводим в каком-то странном состоянии: веселые шутки сменяются беспредельной усталостью. Начнем с того, что мы никак не могли осознать своего полного одиночества. Необитаемый остров в 1967 году? Какая нелепость! Мы твердо убеждены, что с минуты на минуту, сегодня вечером или, на худой конец, завтра утром появится охотник, белый поселенец или местный рыбак и окликнет нас. Не может быть, чтобы никто не видел «Синга Бетины», когда она шла вдоль берега. Если мы не заметили никаких строений, значит, они скрыты за деревьями!
И кроме того, мы знали, мы чувствовали, что цивилизованный мир, где простые, подобные нам люди прогуливаются по улицам, ходят на работу, возвращаются по вечерам домой, совсем близко.
В то первое утро на суше мы поднялись поздно после мучительной бессонной ночи. Пока Жозе жарит оладьи на завтрак, я включаю маленький транзистор: чистые и такие близкие звуки двух концертов Тельмана, передаваемые из Дарвина, поплыли над поляной. Ощущение такое, будто мы сидим дома и слушаем музыкальную передачу парижской радиостанции.
Продолжаем разгрузку. Погода снова портится, и при высокой воде прилива волны разбиваются о корпус нашего судна, подбрасывая до самых мачт огромные клочья пены с какой-то нелепой и неистовой силой. Боюсь, что «Синга Бетина» долго не выдержит. Но все необходимые припасы уже вынесены. Что же касается остального... Честное слово, у меня все еще адски болит нога; не будь этой неприятности, мне удалось бы спасти значительно больше из тех вещей, которые хотелось бы сохранить, — книги, пластинки, электрофон, трубки и надежный горшок с табаком, подушки, оловянные чарки... Уж если нам придется провести некоторое время на острове, так сделаем это в комфортабельных условиях.
Что касается комфорта, то он, безусловно, не чрезмерен. Дождь льет почти беспрерывно, а сооруженное мною убежище, увы, не в состоянии защитить нас. Старые паруса и брезенты пропускают воду, и среди ночи мы барахтаемся на своих насквозь промокших матрацах, стараясь увернуться от самых сильных струй и борясь с проклятой мошкарой. Впрочем, даже дождь имеет свою положительную сторону: натянув фор-стенги-стаксель между деревьями, я уже собрал около 200 литров пресной воды, наполнив большой бак, два бочонка и канистру, которые перетащил с судна. Немедленная смерть от жажды нам не угрожает!
Впрочем, и от голода мы не умрем. У нас остался рис, мука, немного сахара, растительного масла, чая, кофе и помаленьку всякой всячины — банка молочного порошка, крошечная баночка сардин, полбанки какао, рыбный соус, соль, уксус, лавровый лист, мускатный орех, гвоздика, перец, корица, чеснок. Здесь надо отдать должное коку, постаравшемуся все это спасти! Со своей стороны я наполнил бидон керосином, захватил два-три литра бензина и моторного масла. Последнее очень полезно для подачи сигналов бедствия; сгорая, оно дает густой черный дым, видимый издалека. Наша прогалина — это маленькая выемка у подножия берегового уступа, о который разбиваются волны сизигийного прилива. Она вдается на 20 метров в глубь суши и занимает в ширину 10 метров, раздвигая густые кустарники. Позади мангровые заросли да мутная вязкая протока, которая наполняется водой при приливах и пересыхает при отливах. Итак, задний план почти непроницаем: единственный доступ к прогалине со стороны пляжа.
Две редкие сосны (в Индонезии их называют филао, а их научное название мне не известно) растут рядом. К ним я прислонил тыловую часть палатки. Вход в нее открывается со стороны суши, чтобы лучше защититься от сильных западных ветров. В палатке матрацы и доска, заменяющая полку, на которой размещены книги, пластинки, радио. Под навесом стоит большой стол из кают-компании, а над ним подвешены штормовой фонарь и сигнальный пистолет, чтобы были всегда под рукой. Стулья нам заменяют два ящика с зимней одеждой. В другом углу прогалины я устроил кухню: большая фанерная доска, положенная на ящики с рисом, а на ней переносная печка, кастрюли из нержавеющей стали и духовка, которую мы благословляем за экономию горючего, когда нам надо сварить рис или позже, несколько огнеупорных представителей морской фауны! Там же расставлены чайник, чашки и тарелки, простая и добротная китайская посуда. Поближе к мангровым зарослям я разместил инструменты рядом с резервуарами для воды, керосина и бензина. Все получилось очень мило, как в лагере бойскаутов. Над палаткой на длинных бамбуковых жердях, поддерживающих навес, подняты флаги княжества Тренгану и Сингапурского яхт-клуба. Французский флаг развевается над входом на прогалину, на фале, пропущенном через ветви. Хорошо потрудившись над наведением порядка, зажигаем лампу и немного отдыхаем перед ужином. Жозе читает роман, что касается меня, то я разыскал английскую грамматику, решив, что, поскольку я говорю на этом языке уж четверть века, настала пора ее изучить, если только уже не поздно.